Под вечер того же дня неожиданно для всех жителей города, загудел самый большой колокол на колокольне, созывая к храму. Время для службы было необычное, а после произошедших событий да вовсе не подходящее.
Странно, но потянулись даже те, кто никогда не задумывался ни о Боге, ни о Его отсутствии или существовании. Наступил момент, когда пережитое подтолкнуло к Спасителю, обнимавшего все это время каждого.
Храм был большим, но, чтобы вместить всех желающих, пришлось потесниться. Верующие удивились и открытым Царским вратам, и праздничному пасхальному красному одеянию, явно несвоевременному, да к тому же виду самого священника. Он осунулся, был бледен, кто-то заметил седину и синяки с кровоподтеками на его лице. Взгляд горел необычным светлым выражением, которого раньше никто не замечал.
Горожане уже знали, что пришлось пережить батюшке и бывшим с ним, с любопытством рассматривали спасенного заложника. Ни обессиленности, ни страдания физического, ни печали не было заметно в нем, только, какая-то обновленность, которой он и хотел толи поделиться, толи выплеснуть.
Некоторые думали, что, как всегда будут собирать на все что можно, ехидно в душе посмеиваясь, мол, а потом у отца Филофея появится новая машина. Много грешков за ним водилось. Многое он умел объяснить и оправдать, еще больше скрывал. Именно поэтому была стена между ним и главой администрации, которую усиленно старалась разрушить мать Владимира Анатольевича, пока безуспешно. Конечно, «хозяин» не отказывал в необходимом, но с оглядкой на вороватость протоиерея…
Священник кратко произнес речь, посвященную событиям, назвал всех участников, не забыв никого, кроме себя. Объявил, что тела погибших воинов Христовых скоро будут принесены в церковь. Он будет служить два дня и три ночи, отпевая каждого, пригласил всех желающий для чтения Псалтыри. Многие пожелали от всего сердца.
Далее, несколько постояв в задумчивости, произнес:
— Сестры и братья! Служба будет, но чуть позже… Сначала… Сначала, я бы хотел кое-что уяснить для себя. А именно… — нужен ли вам, православные… такой пастырь, как я?!..
Ни один не понял сразу сказанного, ибо этого нет в канонах, и вообще, было весьма неожиданно.
В недоумении поднялся гул. Редкие выкрики, выражали недовольство с предложениями сумасшествия. Батюшка стоял прямо и открыто глядя на свою паству, судорожно думая с чего же начать покаяния.