Как уже сказано, начало нового века в деле о Пренестинской фибуле пока что отметилось большой статьей М.Манчини, который, в отличие от иных гвардуччианцев, попытался сойти с почвы азартного расписывания гельбиговских гешефтов и обосновать постулат фальсификации исключительно особенностями текста и дуктуса «надписи Мания».
Я привожу по порядку доводы Манчини и встречные соображения, вызываемые у меня этими доводами:
1. Сама по себе словоформа [fefaked] как явление италийское, - пишет Манчини, - была бы «вне дискуссий». Сегодня в параллель к ней можно поставить не только оскский конъюнктив перфекта fefacid и будущее II fefacust из Бантинской таблицы, но и оскское же будущее П fifikus (где fifik-<*fefēk-) с полной ступенью корня из капуанской надписи Ve 6 рубежа IV- Ш вв.до н.э. в контексте…svai tiium:idik fifikus… «если ты это сделаешь», а также «энотрскую» форму V в.до н.э. fefiked.[18] При всем том форма [fefaked], уверяет он, мало вероятна именно как форма латинская, которая бы сосуществовала в архаическую эпоху с корневым аористом feced (пренест. fecid), точно соответствующим по образованию греч. ἔθηκε. Как заявляет Манчини, ссылаясь на мнение Просдочими, в латыни [fefaked] не является индоевропейским наследием (это - так : др.-инд. dadhau, гот. dedun, др.-в.-нем. tatun образованы независимо и иначе, без k-расширения, а греч. τέθηκα, новоаттич. τέθεικα появляется как новообразование с IV в.до н.э. [Liddell-Scott 1940:1790]). Но [fefaked] вряд ли может быть и собственно латинской инновацией, поскольку перфект с удвоением – в латыни тип перфекта реликтовый, малопродуктивный и не способный к экспансии, в отличие от типа с долгим корневым [ē], распространяющегося на все новые виды основ (capio : cēpi, ago : ēgi, venio :vēni, см. [Бенвенист 1974:141-144]). Образование [fefaked] можно было бы объяснить как «осцизм» - то есть, как инновацию адстратного свойства, вызванную оскским присутствием в районе Пренесте. Но,- утверждает Манчини, цитируя М.Паллоттино, - оскско-сабельские элементы отмечаются археологами в этих краях с конца VI в. до н.э., а для культурного слоя к которому принадлежит гробница Бернардини с ее окружением (начало VII в.), при сильнейшем этрусском влиянии италийские мотивы практически незаметны. Выходит, что глагольная форма из «надписи Мания» необъяснима ни как индоевропейский архаизм, ни как местное латинское новшество, ни через влияние на латинян со стороны соседей-италийцев. Остается признать ее изобретением ученого фальшивщика [Mancini 2004:5-11].