Но сколь ни похвально сие добродушное снисхождение к юношескому расположению духа, столь же посмеяния заслуживающим должно нам казаться, если старик до такой степени забывает свое достоинство и приличие, что в обществе играет роль вертопраха; если пожилая женщина, забыв свои лета, одевается и наряжается как молодая девушка, кокетничает, онемевшие члены свои с усилием напрягает в ганцах или, что еще хуже, мечтает оспаривать победы у новых поколений. Подобные явления рождают презрение, ибо особы, достигшие известного возраста, никогда не должны подавать молодым людям повод к насмешкам и забывать об уважении к ним или какие бы то ни было обязанности свои относительно них.
(4) .
Но мало того, чтобы обращение старших не было младшим в тягость: оно должно приносить им пользу. Большая степень опытности дает первым право, даже обязывает их наставлять последних, указывать им на ошибки их, быть им полезными советами и примерами. Но сие должно делать без педантства, гордости и высокомерия, не показывая смешной привязанности ко всему тому, что устарело, не требуя пожертвования всеми юношескими забавами, всегдашней покорности и униженности, не наводя скуки и не набиваясь. Напротив того, должно заставить молодых людей искать вашего общества, что, без всякого сомнения последует, ибо добронравные молодые люди считают за честь общаться с ласковыми, мудрыми старцами, а сверх того и собеседование с ними, которые так много видели и испытали, не лишено приятности.
(5) .
Довольно говорил я об обращении людей пожилых с младшими; теперь скажу нечто о том, что молодые люди обязаны соблюдать в обращении с возмужалыми и старцами.
В просвещенном, от многих предрассудков столь тщательно освободившемся веке нашем, многие чувствования, заложенные в нас самою природой, подавляются софистическим умничаньем. Сюда принадлежит, между прочим, чувство уважения к глубокой старости. Наши молодые лю-
ди ранее созревают, ранее делаются образованными, ранее приобретают ученость; прилежным чтением особенно богатых содержанием Журналов заменяют они недостаток опытности и прилежания. Сие делает их довольно умными, чтобы решительно судить о таких предметах, для ясного познания коих необходимы, как прежде думали, многолетние и неустанные занятия. Отсего-то происходит тот Эгоизм и самонадеянность, та уверенность в собственном достоинстве, с которою молодые люди взирают ныне на пожилых, и на словах и на бумаге затыкают всякого, кого ни встретят на пути своем.
(6).
Есть такие вещи, коих нельзя узнать иначе, как из опыта; есть науки, которые неизменно требуют долговременного изучения, многократного рассмотрения с разных сторон и большого хладнокровия; и я думаю, что даже самый пылкий гений, самый тонкий ум не должен отказывать в некотором внимании пожилому человеку, который, даже при способностях менее обширных, имеет на своей стороне знания и опыт. Но и не говоря уже о предметах учености в общем смысле, неоспоримо, что многообразие различных опытов, приобретаемых на продолжении многих лет всяким живущим на свете человеком, делает его в состоянии пояснить нетвердые понятия, оставить пустые мечту, нс столь легко заблуждаться воображением, пылкостью и раздражительностью нервов и рассматривать людей и окружающие предметы с вернейшей точки зрения. Наконец, услаждать тому, кому недолго уже остается вкушать радости мира сего, последние минуты жизни, в которые заботы обыкновенно умножаются, а наслаждения уменьшаются, по мнению моему, столь прекрасно и благородно, что я должен воскликнуть каждому юноше: "Когда увидишь человека с убеленною главою, встань перед ним! Чти старость! Ищи общества старых рассудительных людей! Не презирай советов благоразумия, предостережений опытности! Поступай с каждым старцем так, как желаешь, чтобы с тобою поступали, когда лета посеребрят власы на главе твоей! Позаботься о нем, не покидай его, когда пылкое, легкомысленное юношество его оставляет!"