«Человеческой привязанности к нему, — замечает автор, — не испытывал почти никто, потому что трудно привязаться к человеку, который не только может, но и готов пожертвовать любой привязанностью ради власти.»
[29, 234]
Владимир Ульянов, как его изобразил фантаст, циничен и беспринципен. Все своё окружение он воспринимает как части механизма, предназначенного для вознесения вождя на вершину власти. Это эгоист в высшей степени. Характерны в этом плане размышления булычевского Ленина о Крупской:
«Он думал о том, что с годами Надежда стала его „alter ego“, она произносит вслух те его мысли, которые он не смеет или не хочет произнести сам. И она, конечно, не сможет жить без него. Если с ним что-то случится, она тут же умрет, тут же… ему стало жалко Надежду, как будто смерть, о которой он рассуждал, относилась вовсе не к нему»
[29, 233]
Комизм этих размышлений очевиден читателю, знающему из истории, что Крупская благополучно пережила своего супруга на целых пятнадцать лет. Или картина приезда Ленина в Россию в романе «Возвращение из Трапезунда» и его знаменитого выступления на броневике. Владимир Ильич оттесняет в сторону более известных и популярных деятелей революционной эмиграции (Мартова), чтобы выступить перед народом самому.
«Это было совершенно не по-товарищески по отношению к Чхеидзе, который поздно вечером, не жалея своего времени, приехал встречать эмигрантов, это было не по-товарищески по отношению к остальным эмигрантам, не менее известным в народе, чем Ульянов. Но пора женевских и цюрихских дискуссий кончилась. … Владимир Ильич только отмахнулся от них. Все они — друзья, родственники, близкие люди — оставались еще во вчерашнем дне — в эмиграции, в пути, в теоретических дебатах. Лишь Ленин увидел в темной, уставшей от ожидания, но ждущей все же толпе ту силу, которую только он может схватить и держать в кулаке, — тогда он непобедим. Разожмешь кулак на минуту — она вырвется и сожрет тебя. И это понимание, это чувство толпы делало его сильнее всех, кто окружал или противостоял ему»
[30, 15, 16]
Анализ образа Ленина у Булычева показывает, что автор пытается исследовать эту личность всесторонне. Авторский подход к её воссозданию, по нашему мнению, отчасти напоминает те приемы, которыми пользовался Л. Толстой при изображении Наполеона в «Войне и мире».
Критическое отношение к фигуре вождя Октябрьской революции вообще характерно для русских фантастических романов «альтернативной истории» 90-х годов XX века. Точно так же, как и Булычев, показал Ленина В. Звягинцев в романе «