— Даже принимая во внимание, что ты всего лишь груда ржавых болтов и проку от тебя как от козла молока, стоишь ты все же очень дорого.
— У вас возникает сознание собственной бесценности, когда вы говорите, что я ни на что не годен? — спрашивает Зигфрид.
— Нет.
— Тогда почему вы все время напоминаете себе, что я машина? Или что я ничего не стою? Или что я не могу переступить границы своей программы?
— Ты помочился на меня, Зигфрид. — Я понимаю, что подобный ответ его не удовлетворит, поэтому объясняю: — Ты испортил мне утро. Моя подруга С. Я. Лаврова осталась вчера вечером у меня. Да, она — это нечто очень значительное. — И я немного рассказываю Зигфриду о С. Я., включая, как она уходит от меня в обтягивающих брюках, с длинными золотыми волосами, свисающими до пояса.
— Звучит неплохо, — комментирует Зигфрид.
— Клянусь твоими болтами, все это абсолютная правда. Но по утрам она просыпается слишком медленно. Только С. Я. по-настоящему оживет, как мне приходится покидать свой летний дом на Таппановом море, чтобы явиться сюда.
— Вы ее любите, Боб?
Если отвечать честно, то «нет», поэтому я хочу сказать «да», но говорю:
— Нет.
— Я думаю, это честный ответ, — одобрительно произносит Зигфрид и уже без прежнего одобрения добавляет: — Поэтому вы сердитесь на меня?
— Не знаю. Просто у меня плохое настроение.
— Вы можете объяснить причины, почему оно плохое?
Он терпеливо ждет ответа, поэтому немного погодя я говорю:
— Ну, вечером я проиграл в рулетку.
— Больше, чем вы можете себе позволить?
— Боже! Нет, конечно, — с вызовом отвечаю я, но не поясняю, что это все равно раздражает, и существуют другие, не менее серьезные причины. Например, что становится холоднее. Что мой дом на Таппановом море находится не под Пузырем, поэтому завтракать на его пороге с С. Я. оказалось не такой уж хорошей мыслью. Я не хочу делиться этим с Зигфридом. Он скажет что-нибудь рациональное, например, почему бы нам не поесть в помещении. И мне придется рассказывать ему, что ребенком у меня была мечта — собственный дом, выходящий на Таппановое море, и завтрак на его пороге. Мне исполнилось двенадцать, когда перегородили Гудзон. В то время я часто мечтал о том, как стану большим человеком и буду жить, как богатые. Ну, он все это уже слышал.
Зигфрид прочищает горло.
— Спасибо, Боб, — говорит он, давая знать, что мое время закончилось. — Придете на следующей неделе?
— Как всегда, — улыбаюсь я. — Как летит время. Я сегодня хотел уйти немного пораньше.
— Правда, Боб?
— У меня свидание с С. Я., — объясняю я. — Она вечером приезжает ко мне в летний дом. Откровенно говоря, это куда более лучшее лекарство, чем встречи с тобой.