Обратим внимание на связь первого Диониса (сына Персе-фоны или Прозерпины) с «сакральной ночью». Евгений Головин говорит, что сакральная ночь есть то, что предшествовало рождению бога Диониса. «Из этого огнедышащего неба выполз Зевс в виде золотой змеи, и в результате его любви с богиней тьмы Прозерпиной родился бог Дионис»>165>. Этот бог являет собой невидимую золотую ось, что соединяет небо, землю и ад.
Итак, мы сказали, что среди главных противников Диониса Шеллинг выделяет Пенфея, Ликурга и Орфея, то есть, мужчин. Головин, напротив, называет не врагов бога, а его «врагинь»: прежде всего, Геру, затем Диану и Гестию. Иными словами, Евгений Всеволодович акцентирует внимание на том, что Логосу Диониса жестко противостоял Логос Великой Матери. «Явление теофании Диониса возбудило ненависть так называемых «Богинь», «Великих Матерей» (Е. Головин). Титаны — сыны Матери-Земли, рожденные в лишенности, ибо в их создании не участвовало небесное мужское начало. Они абсолютно подчинены материи и неразрывно связаны с Великой Матерью, а потому там, где речь идет о Логосе Великой Матери, всегда подразумевается титанизм. Эти создания буквально отравлены идеей материи, их могущество всегда есть могущество над материей и только над материей. Имея в своем составе титанический элемент («на девять десятых у нас плоть титанов», цитирует Бахофена Евгений Головин), человек не сможет выйти из-под власти сынов Великой Матери до тех пор, пока божественная частица Диониса не одержит триумфальную победу над материей. Титаны по-настоящему враждебны по отношению к Дионису, и эта враждебность беспредельна (и это еще один важный момент, который подчеркивает в своей лекции Головин). Попытка человека выйти из под доминации земной стихии и осуществить эпистрофэ (а значит, отвоевать свое бессмертие) сразу делает его заметным для титанов, действие которых может идти по одному из двух направлений: соблазн материей (неожиданное богатство, искушение славой и т. д.) или разрушение материи (телесные недуги, сожжение дома, внезапное банкротство и т. д.). И то и другое действие имеют под собой одну единственную цель — «утопить» человека в материи, подчинить его Великой Матери.
Дионис-Иакх и театр
Ницше был убежден в том, что в центре греческой трагедии в ее первичной форме были страдания бога Диониса, а сам Дионис долгое время являлся единственным героем трагедии, сокрытым под различными масками. Мы позволим себе усомниться в этом. Склоняясь к мысли, что и западноевропейская философия в своих истоках, и древний театр были ареной битвы двух Логосов — Логоса Аполлона с Логосом Кибелы (по сути, та же титаномахия: олимпийский бог против Великой Матери, хтонической богини и ее «сынов земли»), мы вынуждены допустить, что Дионис был лицом не трагедий, но исключительно мистериальных действ. Таким образом, [непроявленное] Дионисийское было возможностью; поэтому миметические жесты актеров не могли привести к эпифании Диониса. Важно отметить, что в постулате Ницше усо-