Нина старалась заполнить все свое время работой она работала инструктором в фитнес-центре, и помногу тренировалась сама. Казалось, стоит ей ненадолго остановиться и депрессия охватит ее. Свекровь продолжала оплакивать и вспоминать умершего сына, Нина чувствовала себя обязанной продолжать утешать ее, навещая раз или два в неделю. Единственное, что Нина отказывалась делать это сопровождать мать Тома на кладбище: боялась, что может не справиться с собой и не сможет удержать видимость самообладания. То есть она отчаянно пыталась отгородиться от мыслей о собственной утрате, но об этом постоянно напоминала свекровь. При ней Нина старалась быть сильной и бесстрастной, несмотря на переполняющее чувство отчаяния.
Слушая историю Нины, я начал расспрашивать о частях ее личности, которые приводились в действие такими отношениями с родителями и свекровью. Я спросил, какой ей хотелось бы быть снаружи и изнутри. Я также спросил, насколько блокирующими были эти внутренние и внешние отношения. Нине казалось, что ее страх обременить свекровь накладывает на ее жизнь самые значительные ограничения, но она больше связывала этот страх с самой собой, чем с поведением свекрови. Я решил прислушаться к ее отказу привлекать в терапию свекровь и в данный момент работать с Ниной индивидуально; мы договорились, что в случае необходимости можно будет пригласить кого-то еще.
Я был уверен в этом решении частично из-за того, что, как мне казалось, в жизни Нины было достаточно места для ее изменений, и не было необходимости затрагивать сильно реагирующих людей, от которых она зависит. В отличие от многих более молодых и более зависимых клиентов, Нина не была сильно вовлечена в семейный контекст, который постоянно активизировал бы ее внутренние части или который мог бы оказаться под угрозой, начни она становиться сильнее. Она была финансово независима. Она жила одна, изредка виделась со своей семьей и больше не была вовлечена в повторяющиеся взаимодействия с родителями и другими детьми в качестве защитницы. Хотя ее визиты к свекрови обычно ее расстраивали, но их периодичность можно было распланировать в соответствии с ходом нашей работы. Она ни с кем не боролась за власть и вообще не была включена во взаимодействия, которые могли бы поддерживать симптом (кроме отношений с самой собой). Она была уверена, что никто, кроме нее, не знает о булимии. Самые серьезные препятствия, по ее ощущениям, находились во внутренней системе, и мы начали с этого уровня.
Я провел с Ниной 14 сессий (10 встреч еженедельно, затем 4 с интервалом две недели), и за этот период фокус терапии ритмично смещался от внешней к внутренней жизни, в зависимости от того, что на тот момент казалось нам более важным или своевременным. В первую сессию я старался собрать кое-какую информацию о ее истории и актуальной ситуации (узнав в основном то, что было приведено выше), чтобы с учетом этого принять совместное решение о том, как выстраивать терапевтический процесс.