Он решил посоветоваться с Тигренком:
— Братец, а для чего учатся?
— Чтобы стать чиновником. Если будешь плохо учиться, тебя начнут бить линейкой!
Небесный дар похолодел.
— А что такое учитель? — жалобно спросил он, надеясь, что это все же хоть что-то пристойное.
— Человек, который учит. Он-то и держит линейку, — ответил Тигренок, решив говорить только правду, как бы кошмарна она ни была.
Глазенки Небесного дара наполнились слезами. Он долго молчал, потом снова спросил:
— А мне можно его бить?
— Нельзя. Он большой, так что тебе с ним не справиться.
— Братец, а ты мне не поможешь?
Тигренок опешил: еще не хватало ему бить учителя! Не в силах помочь другу, он отрицательно качнул головой, и Небесный дар заплакал.
Первое августа неумолимо приближалось. Небесный дар раз по семь на дню спрашивал Тигренка: Сколько дней осталось?
— Много, еще три дня! — отвечал Тигренок, стараясь успокоить несчастного друга и в то же время по-прежнему говорить правду. — Да ты не бойся, после уроков мы снова будем заниматься фехтованием. Хорошо?
Небесный дар слабо улыбался: какое может быть фехтование после избиений линейкой!
— А через три дня обязательно будет первое августа?
— Обязательно.
И не убежишь! Друзья сидели молча, дожидаясь страшного дня. Воображение Небесного дара работало вовсю: наверное, книги — это такие черти, а учитель — чудовище, которое ест детей. Чем больше он думал об этом, тем больше боялся и пика:; не мог понять: зачем, зачем к детям приглашают таких чудовищ? Зачем непременно нужно учиться?!
— И не позволят нам играть? Даже тихонечко играть не позволят? — спрашивал Небесный дар.
Его маленькое сердце разрывалось; он чувствовал, что игра — его неотъемлемое право. Почему же его лишают этого права, почему?
Тигренок, задетый за живое, вспомнил собственное детство:
— Тебе куда лучше, чем мне! Тебе сейчас семь, а я уже с, шести лет не играл. Некогда было играть: целый день помогал матери по дому, собирал угольную крошку, старые бумаги… А когда мне исполнилось восемь лет, мама умерла. — Он помолчал немного. — Да, восемь. Летом я торговал водой со льдом, а зимой — полупустым арахисом. В девять лет стал учеником в мастерской, где делают ножи. С утра до вечера раздувал мехи, потом снова начал торговать водой, убежал из мастерской, не выдержал жара и чада — у меня из-за них все ноги были в нарывах! Да и колотили. С двенадцати лет здесь работаю, делаю все подряд. Гебе в самом деле лучше. Так что не бойся: после уроков мы обязательно будем играть. И вообще мы с тобой друзья навсегда. Правда?
Небесный дар немного успокоился, по едва вошел в маленький дворик, как почувствовал, что сохранить это спокойствие будет трудно. Цзи, узнав, что он начинает учиться, вспомнила о своем умершем сыне и не могла не сорвать гнева на Небесном даре: