Утро двадцатого дня войны было ясное. Выкатившееся из-за горизонта солнце прямыми лучами освещало краснокоричневые бока теплушек, бесконечной вереницей медленно телипающихся за длинным черным паровозом с короткой трубой. Поезд как бы ощупью пробирался на юг от Коростеня к Житомиру. Двери некоторых теплушек были отодвинуты, а у положеного поперек входа на высоте человеческой груди деревянного бруса, опершись на него, стояли красноармейцы маршевого батальона. Вчера вечером у Коростеня эшелон обстрелял одиночный самолёт с бреющего полёта. Были даже два человека ранены, и их отправили поздно вечером в Коростене в госпиталь.
Серёжа Котко, Миша Гур и Андрей Корсаков сидели на полу теплушки, свесив ноги наружу. Солнце ласкало их ещё совсем мальчишечьи лица, остриженные наголо головы, забиралось за расстёгнутые вороты гимнастёрок. Под полом колёса мерно отбивали такты рельсовых стыков, поскрипывая на плавных закруглениях полотна. Они считали себя уже обстреляными бойцами и лениво переговаривались, сетовали, что им ещё не дали оружия. Если бы было оружие, они бы мигом сшибли залпом стервятника, который вчера всадил в их эшелон из своих пулемётов не оду сотню зарядов. Правда не было в их тоне уверенности. Острый нос, обтекаемые формы машины с крестами и рёв её мощного двигателя, невольно вселяли робость. Ребята не видели ещё самолётов таких стремительных форм с красными звёздами. Да и были ли они? Где же наша авиация?
— Видел у Коростеня вчера разбомбленный наш аэродром? — спросил Андрей.
— Проспали. Как Чапаева проспали. — ответил Миша.
— Не может же быть, чтобы на всех аэродромах проспали немцев! Наверное, собирают наши силы и враз ударят. — сделал предположение Сергей.
Вдруг паровоз заревел прерывистыми гудками и поезд стал резко тормозить. Послышался свист и впереди взметнулись смерчи разрывов. Ребята подняли головы. Небо было чисто. Поезд дёрнулся и застыл. Паровоз перестал гудеть. Сквозь грохот разрывов слышался свист стравливаемого пара. Рокочущий звук моторов и металлический лязг постоянным фоном сопровождал разрывы. Сергей соскочил на насыпь и заглянул под вагон. По ту сторону полотна от шоссе, идущего вдоль железной дороги, ползли, развернувшись во фронт, шесть желтовато-пятнистых танков. Они поочередно останавливались, ствол пушки нервно искал себе жертву и изрыгнув снаряд, трогался дальше, покачивая тонким прутом антенны над башней.
— Хлопцы! Танки! — крикнул Сергей.
Красноармейцы сыпанули из вагонов кто в чем был и побежали в сторону дальнего леса.
Танки деловито расстреливали эшелон. Затем они обтекли изуродованный горящий состав и, перевалив через полотно жэелезной дороги, выкатились на обширный луг, тянувшийся по другую сторону километра на три. Танки погнали по лугу безоружных бойцов. Они шли, поливая бегущую толпу из пулемётов. Танкисты, высунувшись по пояс из башенных люков, что-то кричали и махали руками, забавляясь невиданной «охотой». Красноармейцы в ужасе бежали к дальнему лесу. Кто падал убитым, был счастлив, находя свою моментальную смерть. Раненые погибали под гусеницами танков. Крики ужаса и отчаяния повисли над лугом.