— И молчала же сколько лет! Не рассказывала. Ах ты ж, бедная моя девочка, чего же ты только пережила! — приголубил Марию Михаил.
— Ни к чему тебе тогда то было знать. А то, глядишь, и сейчас постеснялся бы ко мне придти. Не хотела я, чтоб ты знал про это моё приключение до поры до времени. Ты не спрашивал. И я это оценила. Понял сам, если я израсходовала патроны, то была на то причина. Не хотел меня травмировать воспоминаниями.
— Ну вот видишь, Михаил, какая у тебя жена. Дай Бог каждому! Я очень рад за вас, ребята. Поэтому и прошу — берегите друг дружку. Сохранитесь непорочными в этой сумасшедшей жизни.
Надеюсь, оружие не держите под матрасом? Долго ли пришить статью за незаконное хранение.
— Да уж сообразил!
— Вот что. Выпишу я тебе бумажку задним числом. Наградное пусть будет. Помню, награждали тебя от имени командования. — Подумав, сказал Батя.
— Было. Парабеллум унтерофицерский вручали. Той же фирмы.
— Ну вот и хорошо. Значит в документах отряда сей факт значится. А номеров и удостоверений тогда не писали. Вот и напишу. Пусть будет на всякий случай. Однако всё одно будь осторожен. Береженого Бог бережет. И тебя это, Мария, касается.
Ладно. Засиделся. Где же ещё можно без опаски поговорить, как не у вас? Как, Мария, переживёшь мишину командировку? А то подгадал как раз на ваш медовый месяц. Деда, понимаешь, нужно забрать поскорее. Для него каждый день значит. Ты уж извини, что так получилось.
— Ну что вы, я бы сама настояла немедля дедулю забрать. А насчёт медового месяца не волнуйтесь. Он у нас будет до гробовой доски. Это уж я постараюсь.
— Вот и молодец, умничка, дочка. На неделе я позвоню. Будьте здоровы. — Батя расцеловался с ребятами и стал собираться.
— Батя, может проводим?
— Не нужно, ребята. Тут же рядом. В пассаже.
— Тем более. Заодно и подышим свежим воздухом перед сном.
— Ну, если это входит в ваш режим, то пошли.
Они вышли в густую мартовскую ночь.
Ещё на заре советской власти карельская и беломорская тайга стали полигоном для отработки методов перевоспитания классово-чуждого элемента в концнтрационных лагерях.
Именно здесь полупассивное «сидение» в лагерях, как это было в 20-х годах на знаменитых Соловецких островах, заменили уже в 30-х активной работой на строительстве Беломорканала, разработках леса, апатитов и слюды, строительстве южнобеломорской железнодорожной ветки к Архангельску. Тяжкая работа в условиях дикой тайги, приполярного климата и скудного питания не столько «дорабатывала», сколько отрабатывала людской материал. А потому «дерзкие» планы строителей нового общества требовали всё новых рабов. Несмотря на страшную убыль людских ресурсов в боевых операциях войны, победный 45-й и голодный 46-й были благоприятными годами для лагерной империи. Сотни тысяч бывших военнопленных, выживших в перегруженных немецких лагерях, переправлялись в свои, отечественные, дабы была наука на будущее: понятия военнопленный красноармеец не существует. Эшелонами шли в лагеря целые сёла из западных областей Украины и Белоруссии, Молдовы, Прибалтики. Искоренить даже мысль о сопротивлении советской власти на вновь приобретённых территориях можно было самым радикальным и быстрым способом — изменить демографический состав населения. И это было по плечу только большевикам.