— На вернисаже. У Вальдшнепа.
— Чего это тебя понесло к ним? Инсталяции дурацкие решил поглядеть? Брось, старичок, пустое. Денег они тебе не дадут, там все бабки между собой давно поделены.
— Да я так просто, решил посмотреть сам, а то пишут про них, восторги льют, дай, думаю, — гляну.
— Ну и как? Посмотрел?
— Чуть не стошнило…
— Во-во… А читаешь что?
Лёня подошел к столу, перевернул книгу обложкой:
— Ничего себе! И охота тебе голову забивать.
— Понять хочу, — ну, откуда они такие взялись? Из «квадратов», видать, возникают. В головах они, квадраты эти. Чисто ведь умозрительное понятие. Но на квадрате далеко не уедешь. Подумай — всё, что двигало человечество вперед, взято из природы… Всё вписано в круг, в купол…
Тут Андрей вдруг вспомнил лысую голову Вальдшнепа, — как выпирали на ней два бугра, будто внутри не умещались и лезли наружу углы квадрата, — вспомнил и рассмеялся, — ну, да, в головах… тупых…
— А как же икона прямоугольная? — возразил Лёня.
— А что икона? Доска рукотворная прямоугольна, но изображение, если боговдохновенное, образует круг… Или сферу. Композиционно-то…
Андрей отодвинул книгу, зажёг «мышкой» монитор ноутбука, набрал в яндексе «Троица» Андрея Рублева, и в полумраке мастерской золотом вспыхнуло творение гениального монаха.
— Смотри, как Рублев вписал Ангелов вокруг стола: они же в кольце, и границ прямоугольных как бы и не видно. Как круги по воде расходятся волны от чаши на столе. Руки, лики, архитектура, дуб… Волны благодати пронизают пространство. Вот ты представь себе, как наши предки смотрели на икону, и глаз впитывал эти волны, да ещё звон колокольный… Человек попадал в удивительное пространство.
Лёня достал пачку Marlboro, ловко щёлкнул ногтем по дну, поймав губами сигарету, прикурил от спички.
— Мы, художники, сидим, будто в камере-обскуре… — продолжал Андрей. — Прикинь, Леонардо ещё занимался ею? Очень она его интересовала: почему вдруг лучи света, проникая через маленькое отверстие, рисуют реальную картину на противоположной стене?
— Ну да, чего-то проходили, припоминаю.
— Вот и монах-иконописец проекцию мира, но мира другого, горнего, видит на доске. Да не всем эта проекция открывалась… не всем… только избранным… Ещё отец Павел Флоренский говорил: «Есть Троица Рублёва, следовательно, есть Бог». Понял ты, что я хочу сказать?
— Мудрёно, старик. Но… пожалуй, и прав.
Покупатели в очередь не выстраивались.
А и покупатель нынче не тот, — это не девяностые годы, когда здесь, в Измайлове на вернисаже, иностранцы мели всё подряд.
Мода за бугром возникла на «Рашу», подняли железный занавес, — первые любопытные повалили смотреть: что да как в империи зла. Не увидели ни империи, ни зла, а народ добрый за зеленый бесценок продавал всё — от заводов, рудников и музейных сокровищ до керосиновых ламп и самоваров.