А она не хотела добавлять кузине проблем…
Тело Иви все поняло раньше ее головы, она замерла, дыхание застряло в груди, а сердце пропустило удар. И пока ее мозг буксовал в каше из мыслей, органы чувств сообщили ей непостижимую и неопровержимую истину.
Палата была роскошной, по стандартам «Четырех времен года»[42], больничная койка укрыта атласными простынями и покрывалом с монограммным принтом, рядом стояло антикварное бюро, медоборудование скрыто за шелковой занавесью с изображением французской кокетки. Чуть сбоку располагалась мраморная ванна, также была гостиная, декором и оснащением напоминавшая поместье Вандербилтов[43].
Она не замечала окружающей роскоши.
Пациент был в другом конце палаты, он надевал рубашку.
— Через двадцать минут я должен быть в другом месте. Так что да, я ухожу…
Он замолчал.
И медленно повернулся.
Сайлас застыл, когда их взгляды встретились. Иви первой отвела взгляд… потому что опустила глаза на его торс. Расстояние между полами рубашки показывало подающую трубку, введенную через бок, а также порт-систему на груди и дренаж слева.
На коже было много шрамов — свидетельств пережитых операций, которые должны были исчезнуть, но следы остались.
Потому что Сайлас был очень, очень болен.
— Рубиз, — сказал он хрипло. — Это нечестно.
— Ты не в том состоянии, чтобы уходить, и ты это знаешь. Я сделала то, что должна была.
Иви накрыла рот ладонью. Она не хотела показывать свой шок. Но было поздно.
А потом все стало только хуже.
Когда женщина влетела в палату через главный вход с походкой сержанта-инструктора по строевой подготовке и полная превосходства.
Незнакомка, но Иви мгновенно узнала ее.
Это была слуга из того особняка, отказавшая ей в работе. Та, что посчитала ее слишком молодой для помощи умирающему мужчине, стоявшему на пороге в Забвение.
— Господин, — сказала женщина. — Я пришла, как только мне позвонили. Вам не стоит никуда спешить. Лучше остаться здесь и принять…
— Оставь нас, — приказал Сайлас, даже не посмотрев на нее.
Женщина бросила высокомерный взгляд на Иви.
— Да, нас нужно оставить наедине. Это личное дело…
— Не она. Ты. — Он повернул голову. — И ты, Рубиз. Тоже выйди.
Слуга отшатнулась так, словно он ударил ее, и, очевидно, не приняла приказ.
— Господин, будьте благоразумны…
— ВОН! — взревел он, его лицо покраснело. — Выметайся сию секунду или ты уволена!
Рубиз воспользовалась возможностью скрыться через дверь для персонала. Слуга же оказалась не так умна и проворна.
Женщина словно разрывалась между прямым приказом и внутренними убеждениями. Но когда Сайлас посмотрел на нее так, словно был готов собственноручно выпроводить ее из палаты, женщина прокашлялась.