Неизвестный Лысенко (Животовский) - страница 51

После августовской сессии ВАСХНИЛ 1948 г. научная деятельность в области генетики была на время приостановлена. Она возобновилась с середины 1950-х., а мщение ждало своего часа: после окончательного снятия Т. Д. Лысенко в 1962 г. началась кампания против Т. Д. Лысенко и «лысенковцев», игнорирующая какую-либо научную логику. Например, Г. В. Платонов (1965, стр. 157) призвал к сближению мичуринского направления с моргановским, говоря, что «решающее значение для такого сближения ранее весьма различных точек зрения имели успехи молекулярной генетики», однако побеждающие генетики отвергли компромисс (Александров 1992, стр. 217–218).

С тех пор имя Т. Д. Лысенко стали упоминать только в связи с событиями августовской сессии ВАСХНИЛ 1948 г. и только в связи с его теоретическими ошибками и неудачными практическими рекомендациями последнего периода его деятельности. При этом все его прежние научные открытия и практические предложения стали намеренно замалчивать, зло высмеивать и сознательно принижать. Например, В. Сойфер (1989, стр. 109), игнорируя научные факты, отзывается о яровизации как «умозрительной и непроверенной гипотез[е]»; при этом он унижает Н. И. Вавилова как учёного: «Вавилов не оказался способным. отличить “липу” от действительных доказательств» (там же, стр. 110).

Что же касается «камня преткновения» — наследования приобретённых признаков, — то российские генетики стали считать, что опубликованный обзор Л. Я. Бляхера (1971) как бы подводил итоги многолетней дискуссии, утверждая его отсутствие. При этом иная точка зрения на эту проблему отводилась без всякого обсуждения. Например, когда редактор издания Большой Советской Энциклопедии указал В. Я. Александрову на желательность литературной ссылки в рукописи его статьи «Цитология» на иные мнения о механизмах наследственности, чтобы показать возможность иных интерпретаций, он отказался: «Выходит, я рекомендую читателю после ознакомления с хромосомной теорией наследственности обогатить свои познания статьями Лысенко и Нуждина. Пришлось поднять скандал» (Александров 1992, стр. 242). Конечно, такая слепая позиция генетиков нанесла ущерб нашей науке, закрыв дорогу альтернативным научным исследованиям. И подобная научная ограниченность победившей стороны стала расцветать в то время, когда знаменитый биохимик Б. Эфрусси, наш соотечественник, уже сказал: «Не всё, что наследуется, — генетическое» (Efrussi 1953).

Следует отметить, что зарубежные ученые, далекие от корпоративности российских генетиков, были в научном отношении более корректны в своих действиях и суждениях, чем наши ученые, историки и писатели. Вот пример. Выдающийся генетик-эволюционист Ф. Г. Добржанский, эмигрировавший из СССР ещё в 1920-е годы и резко несогласный с теоретическими взглядами Т. Д. Лысенко на проблемы генетики и эволюции, сделал то,