40
санитарно-технических войск жалобно хрустнул и, с грохотом упав на
пол, развалился на несколько бесформенных кусков.
– Он вообще-то треснутый был, – почесал затылок Медведев. – И
как назло – в мой наряд…
На звук прибежал Шматко, который сначала истошно заголосил
нечто бессвязно-ругательное на своѐм старшинском «эсперанто» и
только потом стал внятно отцифровывать ситуацию:
– Ёпэрэсэтэ! – Прапор склонился над останками писсуара как над
павшим другом и, подняв налитые кровью глаза на дежурного по роте,
устрашающе прорычал: – Медведев?! Это у кого такая… струя?! Он же,
блин, почти новый был, мужа не еб… сидела… почти, б… Кто?!
– Товарищ старший прапорщик, – затараторил виноватым
фальцетом Смальков, – это целиком и полностью моя вина! Хотел
продемонстрировать бойцам преимущества шваберной влажной уборки
и, в общем, задел инструментом, так сказать…
– Да я уже понял, что ты его не пиписькой, – тяжко вздохнул
Шматко и смерил Смалькова хмурым взглядом. – Ну пойдѐм тогда,
поговорим о делах наших грешных…
Как только они оказались в каптѐрке, Шматко стал метаться из
угла в угол, словно голодный и злой тигр в тесном вольере
провинциального зверинца.
– Лейтенант, тебе в коллектив вписываться надо, – наконец выдал
он, доведя себя до нужной эмоциональной кондиции, – а ты в писсуар
вписаться не можешь!. Ты мне так всю казарму разнесѐшь…
– Сержант сказал, что он уже треснутый был, – смущѐнно заметил
Смальков.
– «Сержант»! – передразнил Смалькова прапорщик. – Этот сержант
ещѐ в третий класс ходил, когда этот писсуар уже здесь висел и
функционировал в полном объѐме заданных характеристик. Ему с такой
выслугой уже давно подполковник ломился, не меньше. А ты взял его и
уху…ал, разбил то есть. А разруха и распи… то есть …гильдяйство, ещѐ
писатель-классик Шариков говорил, начинается с сортира. И ты,
лейтенант, на данный текущий момент и есть орудие этой самой
41
разрухи. Люди годами берегли, писали вполнапряга, а тут пришѐл
лейтенант Смальков и ну давай шваброй вокруг махать…
– Я могу возместить, – нерешительно прервал тираду Шматко
лейтенант, которого пробрала до самого нутра искренняя речь
старшины. Но Шматко как будто не слышал его, войдя в ораторский раж:
– …При товарище Сталине за такие дела тебя бы быстро
оприходовали. Как вредителя. Это же, понимаешь, удар по
боеготовности! Поведут бойцов на оправку по тревоге, к примеру, а так
одного очко-места не хватает. В итоге бойцы теряют ценные минуты,