– Я хочу, чтобы мы обручились.
– Да? – пролепетала Мона, совершенно растерявшись. – Все так быстро…
– Если ты не готова, я не стану тебя торопить. Но ты же понимаешь: лучше узнавать друг друга после помолвки, чтобы не было сплетен. Я беспокоюсь в первую очередь за твою репутацию.
– Да… конечно… ты прав… – бормотала Мона.
– То есть ты согласна? – обрадовался Ахмед. – Ну вот и прекрасно! Мама!
Через минуту семья вновь собралась в гостиной. Родители казались весьма довольными тем, как все сложилось. Моне вдруг стало не по себе.
– Ну что же, будем читать аль-Фатиху[7], – предложил отец. Остальные закивали.
Будто бы сквозь сон Мона слышала знакомые с детства слова:
«Аузубилляхи мина-шайтанирраджим…» – Неужели это действительно моя помолвка?
«Бисмилляхиррахманирахим». – Господи, помоги мне.
«АльхамдулиЛлахи рабби-ль алямин»… – Может, это и правда моя судьба?
Голос отца звучал монотонно и успокаивающе.
В этот момент Мона отчаянно молила Бога, чтобы все сложилось именно так, как обещали ее родители.
После прочтения аль-Фатихи мать принесла сок. Все улыбались и поздравляли жениха с невестой. Шабка[8] была назначена на послезавтра. Моне казалось, что еще чуть-чуть, и она упадет в обморок.
Когда гости ушли, мать и сестра поочередно задушили Мону в объятиях.
– Ну? Как ты себя чувствуешь?
– Не знаю, – честно призналась Мона. – Все слишком быстро. Мне как-то нехорошо.
– Присядь, присядь, дочка. Все пройдет. Тебе просто нужно время осознать, что теперь ты невеста.
– Ахмед будет прекрасным мужем! – в который раз повторил отец.
– Надеюсь, – прошептала Мона.
– Я поеду с тобой покупать золото, – заявила Сумайя.
– Конечно, – подтвердил отец. – И мама поедет, и другие родственницы. Сейчас уже поздно всех обзванивать, но завтра я им обязательно сообщу.
Мона чувствовала себя щепкой, которую уносит в океан.
Той ночью она так и не смогла уснуть.
Невеста… Как странно. Она постоянно твердила это слово, едва шевеля губами, будто пытаясь распробовать его на вкус. Мона вдруг поняла, что детство закончилось, и ей вдруг нестерпимо захотелось вернуть хоть несколько дней из своего недавнего прошлого – прошлого, в котором не было никакого Ахмеда. И от понимания того, что это невозможно, что все изменилось решительно и бесповоротно, глаза Моны наполнялись слезами – первыми слезами ее взрослой жизни.
На следующий день она едва нашла силы встать после бессонной ночи. По дороге в школу Мона хранила молчание, зато Сумайя болтала за двоих. Вскоре к ним присоединились подружки, и весть о том, что у Моны есть жених, молниеносно облетела всю школу. Девушка чувствовала себя овцой, которую ведут на заклание. Отовсюду доносились поздравления, и она, смирившись с неизбежным и начисто отключив голову, автоматически на них отвечала.