Какой-то растерянности Мезенцев не испытывал — первое ошеломление прошло, уже более хладнокровно думал о том, что же ему предпринять. Сдаваться на милость нынешним обстоятельствам он не собирался, какие бы трудности не ожидали впереди. Так прежде переносил все выпавшие на его долю невзгоды, а сейчас тем более — речь может пойти даже о выживании в неизвестном мире. Разглядел обстоятельнее себя — на нем такая же кольчуга и поддоспешная рубаха, что и у парней, сапоги из мягкой кожи без каблуков, широкий поясной ремень с ножнами, тоже из кожи. Новое тело не давало повода жалеть о прежнем — по-юношески стройное, но уже сейчас крепко сбитое, только ростом поменьше, жилистые руки с выступающими прожилками вен и мозолистыми ладонями. Правда, после перенесенного потрясения — в самом буквальном смысле, еще слабое.
Мезенцев или Варяжко, кем он исподволь стал считать себя, брел на неверных ногах под руку с Тихомиром через просторный двор — размером почти с футбольное поле, к высокому бревенчатому строению — хоромам, как подсказывала память, в два яруса и надстройкой — теремом. Поднялся не без труда на высокое крыльцо, украшенное резьбой по дереву, вместе с поводырем вошел в сени — большую горницу, в которую сквозь два узких окна с решетками и мелкими стеклами лился скудный свет. Сразу за входом увидел двух воинов постарше, с мечами на поясе. — Вы куда, отроки? — встал перед ними один из стражей, — в трапезную еще не время.
Княжеский двор с хоромами
— Мы не в трапезную, Микула, — поторопился объяснить Тихомир, — я невзначай зашиб мечом Варяжко. Желислав велел отвести дружка в гридницу отлежаться — сейчас его ноги не держат, да и с головой неладно.
Тот посмотрел на Мезенцева внимательно — наверное, его не совсем здоровый вид вызвал жалость, произнес сочувственно: — Ладно, идите. Что же ты, Варяжко, так опростоволосился? Намедни сам князь тебя хвалил — добрый будешь гридень, а тут от меча не уберегся!
— Или ты подлым ударом его подловил, Тихомир? — спросил с осуждающей ноткой, обернувшись к сопровождающему.
Отрок поспешил снять с себя подозрение в неблаговидном поступке: — Ни в жисть, Микула! У нас все по честному проходило, только он вдруг встал, а я не успел остановить меч, ударил по шелому.
Из сеней вышли в узкий, расходящийся в обе стороны, коридор, повернули направо — налево, как обмолвился Тихомир, вход в трапезную. Проходили мимо дверей в светлицы, где жила княжеская челядь, почти в самом конце коридора вошли в просторную комнату с поддерживающими свод столбами и лавками вдоль стен. На ближней стене висели щиты и мечи, в стойках по углам разместили копья, секиры, боевые топоры на длинной ручке. Прошли к одной из лавок, Тихомир споро расстелил на ней дерюжку, взятой из нижнего комода, помог еще снять амуницию, сложил ее рядом. С чувством исполненного долга, облегченно вздохнув, проговорил: — Ладно, Варежко, отдыхай. Я тебе позже принесу обед, ты сам никуда не ходи. Если по малой нужде — сходишь в ту бадью, по большой уже надо во двор. Все, я побежал — Желислав спуску мне даст, особенно из-за тебя.