Анварбек согласился пойти в отделение. Остановив машину у отделения милиции на улице Пушкина, милиционер вдруг навалился на меня и попытался скрутить мои руки. Тогда я понял, что этот негодяй нас обманул. Я вырвал руку и с силой ударил кулаком по его лицу. Милиционер упал на землю. На помощь ему пришли 4-5 человек. Я подумал, что один удар или десять ударов -наказание будет одинаковое, и каждый из них получил свою порцию. Но они осилили меня и, связав руки за спину, положили на землю, как бревно. Вот тогда милиционер из селения Кахиб нашего района (я его узнал) ударил меня ногой в бок. «Так надо проучить этих писателей, — сказал он и с гордостью посмотрел на своих товарищей. И сегодня перед моими глазами мельтешит лицо того милиционера-кахибца. С тех пор больше я его не видел. Очень хотел бы с ним встретиться.
Сразу же начали допрос, привели нескольких подготовленных свидетелей. Я им сказал, если хоть одно слово напишут против меня, пусть пеняют потом на себя. Они не знали, кто я такой, кроме как пойманный милицией бандит. Поэтому они побоялись и отказались дать объяснение против меня. «Ничего не видел, ничего не слышал» — такое объяснение оставил у следователя Анварбек и тоже исчез восвояси.
Эту ночь я провел в милиции. На следующий день, взяв подписку, меня отпустили. Многим пришлось потрудиться ради этого, спасибо им!
Если бы вокруг этого вопроса не подняли ажиотажа, обошлось бы и без суда. Тогдашний министр внутренних дел Свистунов, собрав всех начальников отделений милиции, сказал: «Нас, милиционеров, не только оскорбляют, но и снимают с нас и одежду, как недавно сделал один писатель». После этого ужесточили следствие. Следователь же оказался двоюродным братом моего друга лезгинского поэта Алирзы Саидова. Хотя и немного, он тоже помог.
В один день сделали очную ставку. Я просил у следователя дать разрешение разговаривать с тем гаишником на аварском языке. Он был родом из Хунзаха. Хотя и с трудом, он согласился.
Дорогой товарищ, — говорю я ему, — если бы на месте тебя был бы я, а на месте меня был бы ты, то, как бы ты поступил?
— Да, я немного поспешил, ты был прав. Как поступил тогда ты, я поступил бы также, — ответил он, не запинаясь.
«Тогда ты должен сказать всю правду, как было», — сказал я ему «Я офицер милиции и как могу теперь изменить свое объяснение», — и посмотрел прямо в мои глаза. «В первую очередь ты горец, потом пусть будешь офицером милиции, мужчина должен сказать правду», — настоял я на своем. Когда же он отказался изменить свое первоначальное объяснение, я задал и второй вопрос. «За это преступление я получу максимум 5 лет, может и один год, — Когда я освобожусь, если останусь жив, ты кого хотел бы видеть во мне — друга или врага? «Такого человека как ты, я бы хотел видеть в друзьях», — сказал он чистосердечно. «Если так, ты напишешь о происходившем, как было на самом деле, и передашь следователю, — сказал я ему. Он и написал все заново, изменив свое первоначальное объяснение.