- Ребёнок свет включил? – машинально съиронизировала я.
- Ошибаешься. Не ребёнок! Я его и не видел в тот вечер вовсе, я даже не знал, что он был в доме. Просто я сам не смог. Не захотел вдруг – у меня пропало желание.
- Хочешь сказать, держал в объятиях голую красавицу и стыдливо неожиданно вспомнил, подобно герою коммунисту из старых фильмов, о долге мужа и отца? – продолжала ехидничать я. Этот человек, пронзённый стрелой первой любви, не вызывал у меня уважения, казался мне чужим и омерзительным, поскольку сама я была раздавлена его предательством.
- Она не таяла в моих руках, - тихо произнёс он и замер у балконного окна, помолчав несколько мгновений о чём-то размышляя, круто повернулся ко мне лицом и медленно повторил: - Она не таяла в моих руках! – Словно обвинял в этом меня. - Я думал, буду на седьмом небе, когда мы займёмся…
Не договорив, Валера смутился, отведя в сторону глаза, и направился к креслу. Плюхнувшись в него, опять заговорил:
- Оказалось, она меня не волновала, ты понимаешь, о чём я говорю. – Не увидев в моих глазах понимания, принялся торопливо объяснять: - Мне не захотелось её, как женщину. Одно дело – обниматься и целоваться, другое – когда сливаешься душой и телом. И она, по-моему, не сильно распалилась. Меня не трясло с ней, как с тобой. Похоже, я действительно, как твой герой из старых фильмов, вспомнил вдруг о жене. О твоей шелковистой коже, о твоём кружащем голову запахе, о приятном ощущении от прикосновений с тобой. Даже о радостном хихиканье твоём в неподходящий момент вспомнил. И понял, что юношеская любовь прошла, она уже не та, в ней всё по-другому. И такая, другая, мне не нужна… Я сказал ей об этом… И мы не были голыми, а просто полураздетыми, я был в джинсах…
Как глупо всё, думала я, слушая сбивчивую Валерину речь, даже и не пытаясь вникнуть в неё. Теперь все объяснения мне казались бессмысленными. Подумать только, а ведь я, дура набитая, воображала, что мы с ним хорошая пара – не ссоримся, не скандалим, доверяем друг другу. Пусть муж не любил меня, когда женился, но под воздействием нашей с Тошкой любви, надеялась, что привязался к нам всем сердцем.
Хотя, надо признать, сына он любит. Несмотря на первоначальное неприятие, стал заботливым отцом. А вот со мной, несомненно, никакими чувствами не связан. Для него я как навязанный хомут, который из-за страха перед моим грозным отцом не скинешь.
Наивен тот, кто утверждает, что стерпится – слюбится, перемелется – мука будет. Никакой муки не будет, а вот муки – каждый день, каждый час. Всегда и наяву в постылой жизни с нелюбящим мужем. Как я этого не понимала раньше!