Проследив за тем, как Гун снимает с гвоздя пальто, я ухмыльнулся и, пользуясь тем, что никто не видит, молниеносно цапнул с тарелки самый толстый кусок мяса. С наслаждением впившись в него зубами, чуть не заурчал, уподобляясь гулям. Мр-р-р… кому-то повезло сегодня хотя бы позавтракать, а я с самого утра не жрамши. Сперва не успел, потом уже не смог, а в «Трех коронах» всегда неплохо готовили. Жаль, конечно, что мясо хорошо прожарено — я бы предпочел с кровью — но не бежать же за ним в трактир?
— Ничего, что я ещё здесь? — как-то подозрительно спокойно осведомился Родерик, прекратив шуршать одеждой. — Знаешь, так приятно знать, что твой несостоявшийся ужин нашел достойного ценителя.
Я проглотил ещё один кусок, почти не жуя, и, вытерев руки о первую попавшуюся тряпку, отбросил ее в сторону.
— Согласен.
— Вообще-то это был мой шарф, — задумчиво заметил Гун, провожая глазами испорченную «тряпку».
В моей душе робко ворохнулось что-то похожее на смущение, но тут же пугливо сбежало.
— Значит, купишь себе новый. Идем. У нас мало времени.
Чтобы избежать сложностей, у лестницы я пропустил озадаченного парня вперед и благоразумно отстал: у позади идущего спрашивать всегда неудобно. На улице же стало не до разговоров: морозец к ночи усилился, заранее взятый мною кэб был открытым, и холодный ветер задувал внутрь так, что будь здоров, поэтому лишний раз открывать рот, теряя тепло, было неразумно.
Родерик его, к счастью, и не раскрыл. Так и просидел, нахохлившись, всю дорогу, не мешая мне наслаждаться проплывающими мимо живописными развалинами темной стороны и видом спешащих по своим делам, укутанных в драные тряпки скелетов. Однако когда возница крикнул: «Тпру!», сыскарь окинул мою неподвижную фигуру долгим взглядом и, выбравшись на улицу, буркнул:
— С тобой всегда было нелегко, Рэйш. Но в последние месяцы особенно. И это явно не к добру.
Я прошел мимо, по обыкновению сделав вид, что не услышал. И, велев вознице дождаться нашего возвращения, завертел головой в поисках нужного номера.
Дом номер двенадцать по улице Победной нашелся быстро — громадный такой домина, чем-то смахивающий на приземистый, старый, просевший под собственной тяжестью замок.
Грубоватый фасад, смотрящийся откровенно чужеродным среди соседних, богатых лепниной зданий. Покрытые густой сеткой засохшей лозы стены; две пузатые башни, чернеющие узкими проемами окон. И теряющаяся за высоким забором остальная часть дома, о размерах которой можно было только гадать.
Ни в одном из окон свет не горел, так что «замок» производил довольно мрачное впечатление. Однако, стоило мне прикоснуться к молотку справа от калитки, как за забором тут же скрипнула дверь, в одном из окон второго этажа мелькнул и пропал слабый огонек, затем что-то хлопнуло, а чуть позже послышались торопливые шаги, и кто-то срывающимся голосом крикнул: