Он ошибался во всем, и у него не было ни времени, ни желания что-то менять.
Он ошибался в себе. Он зашел в тупик, и у него нет времени и сил начинать все сначала. Налево пойдешь — коня потеряешь, направо пойдешь — жизнь потеряешь… Кривцов потерял себя для бессмертия.
— Я Кривцов. Вы не видели…
— Здесь богатых нет, — густой, добродушный бас, похожий на Сашкин. — На вот, сколько есть…
Звон мелочи.
Кривцов поднялся — невмоготу было сидеть здесь, рядом с местом, где исполнялись мечты — других, но не его, Кривцова, мечта. Он вышел, почти ничего не видя, натыкаясь на людей, похожих на стены, не видя и не узнавая никого. Вокруг были стены и нейрокристаллы, нейрокристаллы и стены. Потолок обрушился, осыпался на него грудой камней. Он поднимал их один за другим — это были нейрокристаллы. Серые, болотные, ржавые, черные, все как один — мучительно безобразные. Нейрокристаллы окружали его, надвигались, некоторые — пытались говорить с ним.
Сколько их он перебрал за свою жизнь, надеясь отыскать среди них бриллиант. Но их нет. Ни одного в этом мире, который он, Кривцов, пытался понять. В чем он ошибся? Он ведь знал, он все знал, все многократно проверял. Серотонин, дофамин, окситоцин — три волшебных ключа к этому миру. Свобода, счастье, любовь. Белый, серебряный, лазурный.
Три инструмента бога.
Кривцов исступленно замотал головой. Среди богов тоже бывают неудачники.
— Я же сделал все, чтобы понять… — простонал он, скорчившись под лавиной кристаллов, под черным, серым, охристым и багряным. — Как это работает…
Кривцов стоял на коленях посреди улицы. В белом халате поверх рубашки, волосы растрепались и закрыли лицо, джинсы промокли от снега. Люди обходили его стороной, дети показывали пальцем, собаки лаяли.
Он ненавидел собак.
Там, за пределами его собственного нейрокристалла, белизна мира слепила глаза.
Кривцов зажмурился. Медленно поднявшись на ноги и прижав к себе Илюху, он поплелся к метро, оставляя на заснеженном тротуаре темные следы.
Ро бежал по тропинке. Ему было восемь лет, и он проводил лето на даче у Сеньки, то ли двоюродного, то ли троюродного брата по матери. Бежать было тяжело — только что тетя Нина до отвала накормила мальчишек пирожками с вишней. Вишня была сладкая, а внутри пирожка растекалась горячим соком. Ро сам помогал ее собирать — ради этого тетка разрешила им с Сенькой залезть на дерево, и под Сенькой хрустнула ветка.
Теперь они бежали к реке, куда Сенькин отец с друзьями ушел ловить рыбу. Мальчишки сняли футболки, хотя Ро немного стеснялся своего бледного московского тела.