Как мы с ней оказались у нее дома, я хоть убей не помню. Видно мы пошли провожать наших девчонок, и я каким-то образом очутился в пустой Иркиной квартире.
Родители ее ночевали на даче, а старшая сестра, которая должна была отвечать за новоиспеченную выпускницу, сама где-то загуляла, так что мне, плохо соображающему, легко удалось сломить слабое Иркино сопротивление. Нет, Ирка была симпатичной девчонкой, но до этого вечера, мы никогда даже и не разговаривали толком. А когда я, по пьяной лавочке поцеловал ее в прихожей, она так страстно ответила, что все остальное произошло как-то само собой.
Я стоял посреди кухни, сжимая в руке мамино послание, и тихо сходил сума.
«Как? Спрашивается! Как я мог? Что теперь я скажу Катьке? И как смогу ей смотреть после этого в глаза?»
И тут, в прихожей зазвенел телефон. Вздрогнув от неожиданности, я положил смятый листок на стол, и медленно, как во сне подойдя к аппарату, снял трубку.
Там сначала была тишина, а затем, девичий голос спросил:
— Алекс?
Я, немного поколебавшись, ответил:
— Да.
Конечно я узнал Ирку. А она между тем, как-то неестественно звонким голосом зарядила в меня целую обойму, видно подготовленную заранее:
— Привет. Ал! Я чего звоню. Вчера я поступила гнусно. Я знаю. Не перебивай, пожалуйста. Вчера я сама тебя затащила к себе. Хотя и знала что ты, ну… в общем, это… встречаешься с той беленькой Катей. Так что если можешь, прости меня! Пожалуйста! — и не дожидаясь ответа, бросила трубку.
Я тупо стоял чуть не целых пять минут, слушая короткие гудки, и соображая, чего это было. «Не то меня послали. Не то в любви признались».
В общем, соображалось мне тогда на редкость плохо. Поэтому, долго не сомневаясь, я одевшись, и не предупреждая заранее, направился к своему единственному настоящему другу. Я знал, что лишь он один даст мне самый лучший совет.
Но когда я вышел из полумрака подъезда, щурясь от яркого солнечного света, меня окликнул до боли знакомый и родной голос:
— Алекс!
Я оглянувшись, увидел Катьку, которая стояла, опираясь на свой ярко-желтый велосипед, и глядя на меня, мило улыбалась.
— А я жду-жду. Когда это ты наконец, проснешься! Гуляка!
И подкатив, встала рядом.
— Ну что, Как вечер прошел? — но увидев мое напряженное лицо, как-то переменилась. И перестав улыбаться, озабоченно спросила: — Тебе плохо?
На что я, лишь слабо кивнув, ответил:
— Плохо. Очень.
— Может я чего из лекарств принесу? У папы есть такие таблеточки, в момент на ноги ставят.
— Нет, Спасибо! Я уж как-нибудь сам. А ты давно ждешь?
— Не очень. Я же знала, что у вас там до утра затянется. Вот раньше обеда и не ждала.