— И лазить чевез эту уфасную твубу! О, нет!
— Двевь заквоется вовно на исходе седьмого дня.
— Мы пвопали.
Они уже в открытую глазели на Еньку, словно ожидали от него чего-то. Будто он должен вскочить и сказать: «Ура! Я все понял!», как будто его осенило. А что именно его должно осенить, он и сам не знает. Мама, низко наклонив голову, собирала ореховую шелуху. Между бровями у нее пролегла озабоченная морщинка. Еньке стало не по себе, и он полез на чердак.
И стал там перебирать вещи, пылящиеся безо всякого толку. Все равно он давно уже собирался надуть мяч. Енька повертел кожаную шкурку, выглядевшую довольно жалко, в руках, но так и не нашел отверстия, куда можно было бы вставить нипель, чтобы накачать мяч. «Может, и так можно погонять, подумаешь, немного сдутый». Он подошел к плетеному креслу, от нечего делать покачал его немного, при этом кресло издало какой-то странный, словно предупреждающий гул, и присел на самый краешек.
— Ой, мамочки! — Енька немедленно вскочил как ошпаренный, — мамочки мои, оно меня ужалило!
— Ха! — дружно воскликнули братцы, чьи взлохмаченные головы тут же появились снизу, — мы фе гововили тебе, лучфе их не твогай. Бвось дуться, пойдем на вечку. Туман посадит нас внутвь и нывнет.
— Он так сказал. Будет здовово! Пведставляефь! Как в подводной водке! Мы пво такую слыфали.
По всей видимости, им сильно наскучила возня с орехами.
…Закат был великолепен. Солнце плавно катилось за горы, окрашивая небо и облака в немыслимый розовый цвет. Ужинали на траве у реки. Так было удобнее в первую очередь близнецам, которым не нужно было раскорячиваться, пытаясь устроиться за столом с чашкой. Мама заметила, что каждый раз желающих отведать чего-нибудь повкуснее становится все больше и больше.
Внезапно за их спинами стали слышны легкие щелчки или как бы потрескивания, и местность вокруг дома стала покрываться крупными белыми цветками, на закате слегка отливающих розовым. Трава «Рви Что Попало» зацвела и наполнила воздух чудесным ароматом, не похожим ни на какой другой.
— Ну, что я вам гововил!? — с гордостью сказал Курт, и они с Мартом тут же принялись спорить, кто из них двоих обещал, что произойдет что-то интересное.
Мама хотела сорвать несколько цветков, чтобы поставить у себя в спальне, но Март возмутился:
— Какая евунда!
А Курт довольно похлопал себя по круглому сытому брюху и сказал, что эти цветки меньше всего на свете предназначены для украшения комнат.
Енька подумал, что, наверняка, это был самый красивый вечер в жизни мамы. Он все-таки сбегал к лесу и нарвал для нее немного диких маков, чтобы она могла украсить ими свою спальню, если уж она этого так хочет. Мама все никак не могла наглядеться на прекрасные белоснежные цветы и осторожно ходила по траве, чтобы не помять их, вдыхая аромат, пока солнце не село, а на небе не зажглись крохотные блестящие осколки.