Отец сердито посмотрел на меня. Моя словесная атака продолжалась. Вместо своей привычной горячности я действовал спокойно и последовательно. Кажется, я кое-что перенял от Айи.
– А тебе не приходило в голову, что с гибелью Хемона нас перестали считать угрозой? Человек, атаковавший нас возле храма Хнума, вполне мог соврать своим хозяевам и сказать, что убил нас. Ему ведь главное – получить награду. Какие у тебя основания считать его добросовестным и неутомимым исполнителем? Отец, ты держишься за одну вероятность, а их может быть тысячи. За все годы убийца ни разу не попытался на нас напасть. Мы вообще его больше не видели. Сомневаюсь, что его охота продолжается до сих пор.
– Он очень хитер, – сказал отец, разговаривая не столько со мной, сколько сам с собой.
Глубоким дыханием Сабу гасил гнев и наконец-то слушал меня.
– И очень опытен.
Отцовское лицо помрачнело, словно на него упала тень. Тогда я не придал этому значения и лишь потом осознал истинный смысл увиденного.
– Однако наш противник больше ни разу не появлялся, – гнул я свою линию.
– Он терпелив.
Мы тоже. Иначе как еще назвать наше многолетнее добровольное изгнание?
– Отец, нам тоже пора возвращаться в Сиву.
Я был сосредоточен и решителен. Я знал: правда на моей стороне.
Отец замер, погрузившись в глубокие раздумья.
– Твое обучение еще не завершено.
Эта фраза утратила былое значение и произносилась по привычке. Во всяком случае, так мне казалось. Но у меня было убеждение, заимствованное у Хенсы и Айи. Оно помогало спокойнее относиться к подобным отцовским заявлениям. Всегда можно научиться чему-то новому. Поэтому мое обучение никогда не кончится.
– Его можно завершить в Сиве, – невозмутимо возразил я. – Когда я снова буду рядом с Айей.
– Негоже, чтобы те, кого ты берешься защищать, видели огрехи в твоем обучении.
– Тогда продолжим обучение втайне.
Я не понимал отцовского упрямства. Если долгие годы даже я не знал, что мой отец – меджай, жителям Сивы это тем более было неизвестно. Мы легко могли объяснить, что я продолжаю обучаться, чтобы занять должность мекети.
– Сива столько лет остается беззащитной, – высказал я еще одну тревогу, не дававшую мне покоя. – Все эти годы мать живет совсем одна. Представляю, как она беспокоится за нас.
– Без тебя знаю! – отрезал отец, но в его голосе не было огня. – Что бы ты мне ни говорил, в Сиву ты вернешься только полноценным меджаем.
Это возражение тоже не имело прежней силы. Привычные слова о моей неготовности, отцовское упрямство, и не более того. Я вдруг увидел отца намного яснее, чем прежде, и вдруг понял правоту слов Хенсы. Отец любил меня. Любил по-настоящему, хотя проявлял свои чувства на редкость жестоким образом. И по матери он невыносимо скучал, даже если за все годы ни разу вслух о ней не вспомнил.