— Меня не было здесь целые сутки. Я не знаю, что тут происходило.
Но это не возымело нужного эффекта. Марина и слышать не хотела моих оправданий, продолжая копаться в груде раскиданных вещей, собирая все то, что еще принадлежало ей.
Мы встретились совершенно случайно, когда нам обоим было всего по шестнадцать. Обычная дискотека, коих в то время было навалом, громкая музыка, толпы мальчишек и девчонок, теснившихся вдоль стен, стесняясь выйти за невидимую черту и пригласить понравившуюся девушку. Не знаю, что тогда навеяло на меня и какие силы толкнули мои ноги вперед, но оказавшись уже посередине танцпола, я понял, что Рубикон пройден и возвращаться нет никакого смысла. Я боролся сам с собой. Со своими страхами, с предрассудками. С внутренними демонами, заставлявшими меня думать о том, что я не смогу, что вся это дерьмовая затея ничем толковым не закончится и стоит просто уйти, отступить и забыть про нее. Но я не ушел. Не сделал ни одного шага назад, зная, что десятки завистливых глаз сейчас смотрят на меня и только и ждут момента, как бы разразиться протяжным и ненавистным смехом. Я не дал им повода и прошел весь путь до конца. Я помнил ее глаза, этот смущенный взгляд, когда она так боялась посмотреть на меня и, вытянув руку, согласно кивнула на мою просьбу потанцевать. Тот день был ознаменован для меня триумфом над всеми злопыхателями и недругами. Я разбил их. Уничтожил. Смял как картонную коробку и выбросил на помойку предрассудков. Это был мой день! Моя победа!
Она училась в гимназии. В классе с упором на изобразительное искусство. Все у нее получалось. Все у нее шло как надо. Она писала картины вместе с другими девчонками, переносила образы на бумагу, воплощая на этом белом полотне невиданные доселе красоты, которым сама природа могла позавидовать. Мне нравилось следить как она работает. Как водит кистью, словно шпагой, оживляя все самое прекрасное, что рождалось внутри нее. Это были годы, когда я не мог жить без нее. Мальчишеская любовь. Страсть в кубе. Один ее взгляд был для меня больше, чем все похвалы моих преподавателей и грамоты за победы в соревнованиях. По сравнению с ней, все это меркло и становилось серым. Я любил ее больше жизни и поэтому так и не смог принять ее решения…
Она сказала, что будет поступать в художественный и это прозвучало для меня как приговор. Другой город, почти четыреста километров от родного места, от школы, где мы любили гулять, от меня. Я не верил своим ушам, не хотел даже слушать это, но она стояла на своем. Ее характер уже тогда проявлялся во всей своей страшной красе. Жесткий, беспринципный, ей не хотелось даже думать о том, чтобы бросить свою мечту, отказавшись от нее ради местечкового училища, где ее к тому времени уже ничто не прельщало. Хуже всего — я прекрасно ее понимал. Для меня встал выбор: либо забыть ее (пять лет в другом городе могли изменить кого угодно.), либо броситься за ней, как в омут с головой. Родители долго не соглашались. Отец всегда видел во мне инженера, хотя точные науки были для меня скучны и однообразны. Когда же я объявил о том, что хочу стать писателем, все и вовсе перевернулось с ног на голову. Не зря ведь говорил один великий: хочешь разочаровать своих родителей — иди в творчество. Так и я, упрямо, настойчиво, как заклинивший бульдозер, нагло пер к своей цели. Перечить не стали — смирились. Не сразу, но у них получилось понять меня, ну или сделать вид, что понимают.