-- Давай, мы сбегаем за четвертинкой? -- еще раз предло-жил Юрка.
Старик помолчал.
-- Не надо, -- сказал. -- Перемаюсь как-нибудь.
Ребятишки достали хлеб и принялись за сало.
-- Ну и как мне его теперь, папкой, что ли, звать? -- спро-сил Витька негромко.
Юрка пожал плечами.
-- К нам, когда папка помер, тоже приходил один... я его дядей Сашей звал. Не мог. Я папку-то хорошо помню.
-- И я помню.
-- Ну и будешь дядей звать... Нечего их наваживать. Ста-рый?
-- Старый, -- сказал Витька, всерьез озабоченный новым "папкой".
-- А у его, что же, родных-то никого не было, что ли? -- спросил старик с печки.
-- У кого? -- не понял Юрка.
-- У того академика-то. Одни студенты стояли?
-- У Павлова? Были, наверно. Я точно не знаю. Завтра спрошу в школе.
-- Дети-то были, поди?
-- Наверно. Завтра узнаю.
-- Были, конечно. Никого если б не было родных-то, не-много надиктуешь. Плохо человеку одному. Не приведи Гос-поди!
...Мать Витькина громко засмеялась.
-- Не знаю, -- сказала она. -- Я так не думаю.
-- Уверяю вас! -- тоже улыбаясь, воскликнул слегка за-алевший Владимир Николаевич.
И дядя Николай тоже слегка заалел... Всем было хорошо, все слегка поразмякли.
-- А не спеть ли нам?! -- догадался дядя Николай. -- А? Эх, Витьки нет, он бы нам счас на баяне подобрал какую-нибудь.
-- Хорошо играет? -- спросил Владимир Николаевич.
-- Мой подарок, -- не удержался, похвастал дядя Нико-лай. -- На день рождения ему отвалил -- пускай учится.
-- Люблю музыкальных детей, -- сказал Владимир Нико-лаевич.
-- Так споем, что ли!
-- Какую? -- спросила Груша.
-- Давай какую-нибудь. Ты у нас песельница.
-- Ну, прямо!.. Нашел песельницу.
И вдруг Владимир Николаевич, прикрыв маленькие пе-тушиные глаза, зачастил не шутя, козлом:
Небо, небо, небо, небо-о!..
Хотел-то он всерьез, но так это вышло смешно и нелепо, что Николай и Груша засмеялись. Тогда засмеялся и Влади-мир Николаич -- будто он хотел пошутить.
-- Давай, Груша! -- попросил опять Николай. -- По-мнишь, про колечко как-то... Про любовь, про колечко. Ты часто пела...
Груша, справившись со смущением, вскинула голову, как-то простецки-смело глянула на "суженого", усмешливо улыбнулась и негромко, красиво запела:
Что стоишь, качаясь,
То-онкая рябина-а?
Го-оловой склоняясь
До самого тына...
Брат Николай неожиданно хорошо, в лад поддержал:
...Го-оловой склоняясь
До самого-о тына.
Они, видно, певали раньше -- славно у них вышло.
Там через дорогу... -
повела дальше Груша, -
За-а рекой-ой широкой
Та-ак же о-одиноко
Дуб стоит высокий.
Владимир Николаич заблеял было: