— Все привязанности обрекают на страдания, — говорил всё также ровно, как юнца опять поучал. — Ты будешь жить столетия, и время раз за разом будет отнимать у тебя то, что дорого. Время смоет города, время высушит озера и затопит континенты. И ты будешь раз за разом спасать свой мир. Но мир не спасет тебя, да и не нужно.
— Ты слишком серьезен. Ладно, — чуть обиженно, нахмурившись, как недовольное дитя, Харон сел у его кресла, — но как минимум я — бессмертный и папуля Верховный.
— Да, у меня просто замечательная компания на ближайшую вечность, — уголки губ Фаэтона слегка приподнялись.
— Зато ты улыбнулся. Как думаешь, Грег, каким будет мир спустя века?
— В любом случае, он будет прекрасен.
— Смертные ведь покорят и небо, и космос?
— И нелегкий груз ляжет на наши плечи…
— Ой, да всего-то хранить мир во всем мире, как будто сейчас мы этим не занимаемся, — беспечно отмахнулся Харон.
И в этот раз даже спорить с ним не хотелось. Грегори встал, положил руку на плечо Харона, по-отечески чуть потрепал. Печаль тихо в сердце стучалась. Он повернулся к Верховному и передал ему чертежи.
— Когда придет время, отдадим их Новой Хранительнице Анфеи. На Фаэтоне слишком много стран, слишком много графств и княжеств. И каждый возжелает себе. Отдадим туда, где никто не будет сражаться за знания эти. Агате их не давай, не стоит, — с тоской добавил на немой укор. — Я должен вернуться в Кросс, — устало и опустошенно произнес Грегори, еще улыбнулся, но на этот раз с трудом: измученной улыбкой, лживо уверяющей, что всё в порядке, и скорей исчез, чтоб не увидеть слезы в глазах зеленых, безэмоциональных и тех, желтых, что многовекового опыта полны.
* * *
«Прости, Агата, я лишил тебя наследия отца, прости, но иначе ты начнешь меня искать по мирам, вместо того, чтобы править. Планета вновь зовет, и я не воспротивлюсь».
Грегори стоял на руинах, древних камнях, что остались от когда-то великого Первого Дома. Самих Домов давно уж нет. Теперь только княжества и страны, что столько веков не хотя стать едины, да им это и не нужно. Но единство будет во всем их мире. Он и Агата сделают для этого всё возможное, когда встретятся вновь.
Не важно, сколько лет пройдет на Фаэтоне, на Стике время движется иначе.
«Триста зим, — с тоской подумалось ему, — прости, принцесса, когда мы встретимся ты будешь уже королевой».
Так бессердечно посчитала Сила.
«Прости, принцесса, не мало зим потом подарит нам судьба, захочешь, стану полюбовником твоим. Прости, но сердце свое лучше заморожу, пусть холоднее самого студеного дня оно станет. Одну лишь память храня, но о той, кто любила преданно и безоглядно, и кого любил я, о той, что давно в мире снов… Рано или поздно, вновь Фаэтон призовет меня. И я выберу долг, не отрекусь от Силы. А ты, Агата, станешь посланницей новой эпохи. И будет выбран путь мира — единственный верный. И пойдем мы по нему, не сворачивая».