Папа подмигнул мне:
— Но чтобы вернулись до ужина.
— Да, сэр, — сказал Эллиот, шагнув в сторону.
Я прошла мимо папы, быстро поцеловав его в щеку, прежде чем повести Эллиота вниз по ступенькам крыльца и дальше, за калитку.
— Уже так жарко, — сказал Эллиот, вытирая лоб, — Лето будет безжалостным.
— Ты рано. Что ты задумал? — спросила я.
Он слегка толкнул меня локтем.
— Потусоваться с тобой.
— А зачем камера?
— Я подумал, мы может пойти к ручью сегодня.
— Чтобы?..
Он поднял камеру вверх:
— Чтобы пофотографировать.
— Ручей?
Он улыбнулся:
— Увидишь.
Мы пошли к северу от "У Броума" и повернули на следующей улице. Асфальт перешел в гравий, смешанный с красной пылью, и мы прошли по этой дорожке еще полтора километра к Верхнему речью. Ручей был узким; не считая нескольких расширений в два-три метра, я могла бы с разбега перепрыгнуть его. Эллиот повел меня вдоль берега, пока не нашёл участок с выстроенными в воде камнями.
Он прекратил говорить и начал возиться с камерой. Эллиот быстро сделал снимок, проверяя настройки и затем сделал еще несколько. Около часа я наблюдала за ним и гуляла вокруг, пока, наконец, он не стал выглядеть довольным.
— Прекрасно, — просто сказал он, — Пошли.
— Куда?
— В парк.
Мы вернулись к улице Джунипер, остановившись в "У Броума", чтобы взять холодную воду. Я прижала большой палец к плечу, оставляя временное белое пятнышко, которое быстро стало красным.
— Солнечный ожог? — спросил Эллиот.
— У меня так всегда в июне. Однажды сгораю, и этого мне хватает на всё лето.
— Даже не знал, что так бывает, — усмехнулся он.
Я посмотрела на его бронзовую кожу с завистью. Что-то в ней выглядело так нежно и осязаемо, и эти мысли заставили меня чувствовать себя некомфортно, потому что они никогда не возникали у меня прежде.
— Нужно намазать тебя солнцезащитным кремом, а то будет болеть.
— Нет. Все будет нормально. Вот увидишь.
— Увижу что?
— Я просто имела ввиду, что все будет в порядке, — сказала я, столкнув его с бордюра.
Он улыбнулся, а затем толкнул меня в ответ. Я потеряла равновесие, и моя блузка каким-то образом зацепилась и скрутилась на куске торчащей проволоке. Я вскрикнула, и Эллиот протянул руки, но проволока порвала тонкую ткань.
— Ого! — сказал он, подходя ко мне.
— Я застряла, — сказала я, согнутая наполовину. Мои пальцы вцепились в звено проволоки, стараясь не упасть и не разорвать рубашку дальше.