— Фотоаппарат?
Я похлопал по сумке.
— Конечно.
— Ты снял сотни фотографий травы, воды, текущей в Глубоком Ручье, качелей, оползней, деревьев и железнодорожных путей. Мы говорили немного о твоих родителяхи много о моих, о Пресли и ее клонах, о футболе, о колледжах нашей мечты и местах, где мы хотим быть через пять лет. Что запланировано на сегодня? — спросила она.
Я ухмыльнулся:
— Ты.
— Я?
— Скоро пойдёт дождь. Я думал, мы останемся внутри.
— Здесь? — спросила она.
Я встал и протянул руку.
А я так ждал, что она это сделает.
— Пойдём со мной.
— Что? Типо фотосессия? Мне не очень... нравится, когда меня фотографируют.
Она не взяла мою руку, так что я спрятал кулак в кармане, стараясь не умереть от смущения.
— Никаких фотографий сегодня. Я хотел показать тебе кое что.
— Что?
— Самое красивое, что я когда-либо фотографировал.
Кэтрин последовала за мной за калитку и дальше по улице к дому моих тети и дяди. Это был первый раз за несколько недель, когда мы шли куда-то в одежде, не промокшей насквозь от пота.
Дом тёти Ли пах свежей краской и дешевым освежителем воздуха. Свежие следы от пылесоса на ковре тут же показали, что в доме живет занятая домохозяйка без детей. Узоры плюща и ковер сохранились с 1991 года, но тетя Ли гордилась своим домом и ежедневно часами делала все, чтобы он был безупречно чист.
Кэтрин подошла к стене с картиной индейской женщины с длинными темными волосами, украшенными перьями. Она становилась и дотронулась пальцами до холста.
— Это то, что ты хотел мне показать?
— Она красивая, но это не то, зачем я тебя сюда привёл.
— Она такая... элегантная. Такая потерянная. Не просто красивая... а из ряда тех, что заставляют тебя хотеть плакать.
Я улыбнулся, наблюдая, как Кэтрин с трепетом рассматривает картину.
— Это моя мать.
— Твоя мать? Она сногсшибательна.
— Тётя Ли нарисовала это.
— Вау, — сказала Кэтрин, а потом увидела на тарелки, расписанные в схожем стиле. Пейзажи и люди, все выглядело так, будто в любую минуту ветер заколышет траву, или тёмные волосы развеются напротив богатой бронзовой кожи. — И все это?
Я кивнул.
Телевизор с плоским экраном, висевший высоко на стене, был включен, и ведущий рассказывал новости пустой комнате, пока мы в нее не зашли.
— Ли на работе? — спросила Кэтрин.
— Она оставляет телевизор включенным, когда уходит. Она говорит, это заставляет болгаров думать, что дома кто-то есть.