— Я знаю, Кэл, — ее голос был грустным. — Мы тоже по тебе скучаем.
С трудом сглатывая, я зажмурил глаза. Слушая ее голос, я попытался представить себе, как бы выглядела Кейла в двадцать один, какой бы она стала. Но не получалось. Я едва мог вспомнить, как каждый из них выглядел тогда. Время постепенно стирало мои воспоминания.
Самым ярким воспоминанием о них был тот момент, когда я нашел их... А все остальное я забыл, осталась только одна вещь, которая отказывалась покидать меня. Как бы я этого не желал. Я часто просыпался от кошмаров, ощущая, как их кровь, запекшаяся на моей коже, просачивалась в поры. Независимо от того, сколько бы я ни пытался оттереть ее с кожи, она оставалась на месте. Некоторые вещи никогда не перестанут существовать. Сделав глубокий вдох, я попытался вспомнить хоть что-нибудь из того, что было до, а не после.
Я начал медленно засыпать на кладбище, вспоминая, как пришлось хоронить их.
Существовала ли возможность инфаркта в восемнадцать лет? Я не врач, но уверен, тогда чувствовал себя так, словно только что очнулся после него. Боль в груди была невыносимой. Я громко дышал, и люди продолжали пялиться на меня.
Я знал, что походил на зомби. Мои волосы были грязными, кожа посерела, и за неделю я так похудел, что сильный порыв ветра мог бы унести меня прочь.
В моей жизни был полный бардак.
Глядя на три выстроенных в ряд гроба родных, я испытывал непреодолимую нужду присоединиться к ним.
Я остался в одиночестве.
У меня не осталось ничего, в прямом смысле слова.
Я тонул в горе, пытался удержаться на плаву, но хотел лишь одного, кануть в небытие.
— Эй, — сказал Кайл, поднявшись и встав рядом со мной. — Ты в порядке?
Почему все меня об этом спрашивали? Как я мог быть в порядке?
— Нет.
— Я сожалею.
Все повторяли это слишком часто. «Я сожалею». О чем они могли жалеть?
Не они погибли вместо моих родителей и сестры. Не они взяли нож, чтобы порезать мою семью на куски, распотрошив их, как гребаных животных. Если я когда-нибудь узнаю, кто это сделал, они будут страдать в десять раз сильнее, чем моя семья. Я заставлю их заплатить.
— Прекрати, — пробормотал я, уставившись вперед. Облака были темно-серыми, надвигался шторм. Самое время.
— Что ты имеешь в виду? — спросил он.
Я повернулся лицом к своему лучшему другу. Горе и гнев читались в моей осанке и чертах лица.
— Все задают одни и те же дурацкие вопросы. Я устал от них. Мне это не нужно.
Он поднял руки.
— Ладно, не буду.
Я оглянулся, чтобы еще раз посмотреть на гробы.
Люди плакали и разговаривали.
— Такая трагедия, — сказал кто-то.