На охотника вдруг навалилась какая-то апатия и безнадежность. Его оставили силы. И если бы не палка, он упал бы. Стоял долго, отдыхал. Поддерживала его только мысль о том, что он приближается к своей избушке. И снова шел вперед.
Небо давно вызвездилось, но до конца мучений еще было далеко. «Дойду, все равно дойду. Еще немного». А ноги все сильнее утопали в снегу, гребли сыпучий, как сахарный песок, снег.
Снова остановился, тяжело дыша. Холод обжигал щеки, хватал за пальцы рук и ног. Нестерпимо болел бок, в груди жгло огнем, не давало дышать.
«Не дойду, замерзну», — с тоской подумал Долган. Но упорно шагнул раз, второй… За ним снова потянулась неровная цепочка глубоких ям.
Зацепился за ветку, упал на снег и застонал. В жар бросило, в голове помутилось… Потом увидел, как к нему несется собачья упряжка.
— Долган? Ты почему здесь? Что с тобой? — услышал он знакомый голос.
Над ним склонялся Сергеев.
— Умираю… Совсем умираю…
— А почему нож в руке?
— Думал, шатун на меня нападет.
— Ты ранен?
— Икорка Опарин… Стрелял он меня, убить хотел. Страшнее шатуна.
— Куда он тебя?
— Очень бок болит.
— Скорее ко мне на нарту. Поедем в больницу. Там доктора тебя живо на ноги поставят.
— Далеко в больницу. Дом мой близко. Надо домой ехать. Я потерплю.
Собаки уже мчат по тундре, только снег следом курится.
— Из-за денег он меня. Я считал его другом, а он… Деньги забрал.
— Вот доедем до избушки, я тебя перевяжу. А Опарина поймаем, как прошлый год Медвежью Лапу. Помнишь? А потом с тобой еще на охоту сходим.
— Ты его обязательно лови, начальник. Из-за денег человека стрелять! Это хуже шатуна. Тот голодный, а этот из-за денег, — шепчет Долган.
Железная печурка пышет жаром, ревет, как старый олень во время гона.
— Мне почти не больно.
— Чиркнула пуля, ребро сломала. Сто лет еще жить будешь.
Долган поднял голову: ни Сергеева, ни нарты. Рядом стояли темные кусты кедровника. Охотник даже растерялся: только что разговаривал с лейтенантом.
«Померещилось. Злой келе со мной опять шутит». — Долган стал медленно подниматься.
И опять побрел Долган по еле-еле заметному следу нарты.
«Не дойду, — билась в голове опасная мысль, — если упаду и не смогу подняться, буду ползти. Буду ползти… Доползу!»
— Сильнее растирайте! Сильнее! — кричал лейтенант на Аретагина и Аккета. Сам он бегал и собирал дрова, ломал ветки и бросал в огонь. Ему казалось, если огня будет больше, то Долган скорее придет в сознание. Скоро горел огромный костер, но Долган, хоть стоны его стали чаще и дыхание налаживалось, в сознание не приходил.
— Икорка, Икорка… деньги… — вдруг проговорил он.