— Чего молчишь? — как гром раздался его голос, а затем его руки требовательно встряхнули меня за плечи.
Но я не могла ему ответить. Не могла оторвать взор от его раскрытой и опустошенной души. И так невыносимо больно было смотреть в посеянную в нём когда-то пустоту, что непроизвольно по моим щекам побежали слезы. Стас замер, а я, громко всхлипнув и разревевшись от невыносимо давящих чувств, порывисто прижалась к его груди и обняла так крепко, как только могла. Мне безмерно сильно хотелось помочь ему хоть чем-то, хоть как-то заглушить безмолвным крик его души, который он никому не давал услышать. Но я слышала, видела и ясно ощущала всю глубину её беспомощности. Однако, я не знала, что можно для неё сделать и это разрывало мне сердце.
— Что с тобой? — озадаченно спросил мужчина, слегка отстраняя.
Не без труда я сумела поднять на него заплаканные глаза. Ещё сложнее мне давались слова.
— Прости… Прости меня, — только и смогла прошептать я, глотая слёзы и боясь утонуть в плескающихся внутри чувствах. — Прости…
— Что? О чём ты говоришь? — В его голосе я отчётливо различала удивление и беспокойство. — Что с тобой?
Едва ли я могла ответить на его вопрос, но мне хотелось донести до него свои переживания.
— Я…я не знаю, как помочь тебе… Ты выглядишь таким несчастным… таким одиноким… и я не знаю, не знаю, чем тебе помочь!
Я не сумела сдержать новую волну рыданий и опустила голову, стирая с лица непрошенную влагу. Станислав Викторович не спешил обвинять меня в глупых догадках, в безрассудном поведении и какое-то время просто молчал, а когда я уже было подумала, что он вот-вот вновь станет безразличной ледышкой и посмеётся надо мной, он вдруг неожиданно притянул меня ближе и обнял, словно в его руках была не я, а самое настоящее бесценное сокровище.
— Всё-то ты знаешь, — негромко произнёс мой бесценный идеал, коротко хохотнул мне в макушку и тихо вздохнул.
Я заплакала ещё сильнее. Мне было так грустно и так жаль, что, казалось, будто ничего печальнее на свете не может и существовать.
— Перестань, — послышался мягкий, успокаивающий голос Станислава у краешка уха. — Перестань плакать.
Но это было так сложно, что едва ли я могла сейчас исполнить его просьбу. Тогда Стас насильно разорвал наши объятия, требовательно, но аккуратно поднял мой подбородок вверх, осторожно стряхнул с него капельки слёз и нежно поцеловал.
— Не плачь, прошу тебя, — произнёс он в губы, вновь касаясь их и дразня. — Тебе не идут слёзы, — шепнул он и ласково стёр с щеки тонкие ручейки. — А ты ведь хочешь выглядеть для меня красивой, правда?