Пашка демонстративно прошел мимо.
Тетя Анисья. Поет.
Пашка остановился над ней.
-- И у тебя сердце?
-- А что же я, хуже других, что ли? -- обиделась Анисья. -- Смешной ты, Павел: как напялит человек мундир, так начинает корчить из себя...
-- Выписать ей пирамидону! -- приказал Пашка. -- Пять-сот грамм. Трибуну.
Принесли трибуну. Пашка взошел на нее.
-- Я вам скажу небольшую речь, -- начал он, но обнару-жил непорядок. -Где графин?!
-- Несут, товарищ генерал.
-- Ну, что?! -- Пашка обращался к женщинам, лежащим в палате. -Допрыгались?! Докатились?! Доскакались?!.
...И тут засмеялся белобрысый. Пашка поднял голову.
-- Ты чего?
Белобрысый все смеялся.
-- Это он во сне, -- пояснил один пожилой больной. Все другие уже спали. Была ночь.
-- Вот жеребец, -- возмутился Пашка. -- Здесь же боль-ница все же.
Он лег и крепко зажмурился... И снова он на трибуне.
-- На чем я остановился? -- спросил он свиту.
-- Вы сказали, что они доскакались...
-- Куда доскакались? -- с начальственным раздражением переспросил Пашка. -- Работнички! Только форсить умеете!
И опять его разбудил смех белобрысого.
-- Вот паразит, -- сказал Пашка, поднимаясь. -- Что он ржет-то всю ночь?
-- Выздоравливает он, -- опять сказал пожилой больной.
-- Можно же потихоньку выздоравливать. Может, разбу-дить его, а? Сказать, что у него дом сгорел -- ему тогда не до смеха будет.
-- Не надо, пусть смеется.
Пашка опять крепко зажмурился, но больше не получа-лось, не спалось.
-- А вы чего не спите? -- спросил он пожилого больного.
-- Так... не хочется.
Помолчали.
-- Вот вы принадлежите к интеллигенции, -- заговорил Пашка.
-- Ну, допустим.
-- Книжек, наверно, много прочитали. Скажите: есть на свете счастливые люди?
-- Есть.
-- Нет, чтобы совсем счастливые.
-- Есть.
-- А я что-то не встречал. По-моему, нет таких. У каждо-го что-нибудь да не так...
-- Вот хочешь, я прочитаю тебе...
-- Что, письмо?
-- Нет. -- Больной взял с тумбочки ученическую тетрад-ку. -- Сочинение одного молодого человека...
-- Ну-ка, ну-ка... -- Пашка приготовился слушать.
-- "С утра мы пошли с пацанами в лес, -- начал читать больной. -- Все были почти из нашего четвертого "б". По-шли мы сорок зорить. Ну, назорили яичек, испекли и съели. Потом Колька Докучаев рассказывал, как они волка с отцом видали. Мы маленько струсили. В лесу было хорошо. А по-том мы хохотали, как Серега Зиновьев из второго "а" петухом пел. В лесу было шибко хорошо. Потом мы пошли домой. Мне мама маленько всыпала, чтобы я не шлялся по лесам и не рвал последние штаны. А потом мы ели лапшу. Папка спросил меня: "Хорошо было в лесу?" Я сказал: "Ох, и хоро-шо!" Папка засмеялся. Вот и все. Больше я не знаю, чего".