— Что ты здесь делаешь? — хрипловатый голос вызывает лёгкие вибрации где-то в загривке.
Он оборачивается и приподнимает брови, молча возвращая ей её же вопрос.
Волосы Лидии распущены, и в этих слегка вьющихся прядях блестят огни свечей. Блестят, как чёртово скопище светлячков, кружащих вокруг Неметона — Питер не видел этого, но ему столько тысяч раз это снилось. Как и она сама.
— Когда молишься, не произноси молитву вслух, радость моя. Кто-то может её услышать, и твоё желание не сбудется.
— Оставь меня в покое, Питер. Это всё, чего я хочу.
Хейл пробегает взглядом от носков её мягких лодочек до самого воротника клетчатой блузы на пуговицах. А затем выше, к большим и мокрым глазам.
— Но я не могу, — говорит он, и улыбается так широко, как только может.
Он может улыбаться бесконечно. Когда лжёт, когда говорит правду. Когда на землю с неба посыпятся пылающие метеориты, или когда Калифорнию накроет цунами. Он поклялся себе улыбаться всегда.
— Что это значит? — выдыхает она, и в этом выдохе столько невыплаканных слёз, что ему становится не по себе.
— Я в твоём сознании. Я внутри. Это не уйдёт.
Он оказался внутри ещё тогда, когда ревел её имя прямо ей в лицо, вонзая в грудную клетку Лидии крюк и волоча из головы Ногитсуне, как пойманную рыбу.
Этот крюк всё ещё в её рёбрах. А цепь намотана на кулак Питера.
Они смотрят друг на друга, словно это может спасти кого-то из них. Не может. На самом деле — нет. Это не начало, это не спасение. Это конец. Питер практически слышит, как закипает крик внутри неё. Слышит, как бесчинствует банши в теле этой девушки. Он видит банши в её глазах, и эта тварь хочет ему смерти.
Хочет настолько, что готова вывернуть Лидию наизнанку.
Лидию, которая ничерта не понимает.
Ничерта из того, что варится вокруг неё. Ни-чер-та, прости, Господи.
Здесь ведь ты должен меня услышать, если ты есть.
Питер бросает ещё один взгляд на распятие за своей спиной. Ему было бы искренне жаль трясущееся тело в проходе между лавками, если бы он не отменил в себе жалость, как таковую. Поэтому он лишь вздыхает и спускается к ней. Останавливается в шаге.
— Кричи, — шепчет, глядя в бледное лицо, не мигая.
В зелёных глазах начинают закипать слёзы.
Давай же.
— Кричи, Лидия, — повторяет он. Протягивает руку, касается холодной щеки.
— Я не могу, — шипит она, жмурясь. — Я хочу этого больше чего бы то ни было, и не могу, господи, это убивает меня! И если ты знаешь, как это остановить — останови, пока мой мир окончательно не рухнул!
Ещё нет, хочет сказать Питер.
Ещё не рухнул, детка, но процесс запущен, и он необратим.