— Вот дурная баба! Немцы вчера уж город взяли.
Харитон спрыгнул с телеги, сломал об колено трость, с которой ходил на людях, изображая хромого, и бросил её в кучу дров под стенкой кухни.
— На двоих накрой, — добавил он. — Нам с Серёгой погуторить надо.
Хозяйка засуетилась, и вскоре на столе под навесом за домом появилась выпивка и закуска: большой графин с самогоном, две тарелки парующей солянки, присыпанная укропом варёная молодая картошка, щучьи котлеты, маринованная донская сельдь, хлеб, кусочки белоснежного домашнего сыра. И 95 в мирное-то время далеко не в каждой советской семье был такой ужин, а уж сейчас… Бритвин удивлённо наблюдал за происходящим из кухни через открытую дверь.
— Иди, Серёга, повечеряем! — пригласил Харитон. — Разговор есть.
Бритвин подошёл, сел за стол на лавку напротив.
Хозяин зажёг парафиновую свечу на столе и разлил самогон по стаканам.
— Давай понемногу, — поднял он стакан. — За наше будущее!
Сергей молча стукнул свой стакан о его и выпил. "Раз сам позвал для разговора, пусть сам и говорит", — решил он.
— Нравится еда-то? — начал издалека казак.
— Вкусно, — жуя хлеб с солянкой, ответил Бритвин. — Спасибо хозяйке!
— И хозяйка молодец, — довольно кивнул Харитон. — Умеет приготовить.
Только было бы из чего. Отца же моего, покойного, раскулачили. А я, видишь… — он обвёл двор рукой, — Опять подняться сумел.
— Хорошо, — сказал Сергей.
Он почувствовал, как алкоголь погнал кровь по жилам.
— И самогон у вас знатный.
— Добрый первачок[66], — подтвердил хозяин, и снова разлил. — Давай по второй!
Они выпили.
— Отец народов, говоришь? Ладно, — махнул рукой Харитон, — Не ты говоришь. Все вот эти вот… — он сделал виляющий жест, — Скользкие, как рыба в Дону, говорят. Да какой же он мне отец, а? Этот богохуйник…
— Богохульник, — поправил Бритвин.
— Да! Так вот, все вот эти вот… — он повторил жест. — Они же на чёрное говорят, что это белое, а белое называют чёрным. Знают, что неправда, а говорят. Лишь бы только их не трогали. Вот ты подумай… Расстрелянные молчат, дети и внуки расстрелянных не рождены. Те, кто не молчал — самые смелые, самые лучшие — повыбиты. Сына моего, Илюху, перед войной забрали, и ни слуху, ни духу. Выжили тихие, которые к чему хочешь приспособятся и кого хочешь подставят, лишь бы самим выкрутиться. И дети у них родятся, и от них с молоком матери боязнь впитают. И их дети таких же трусливых, как они сами воспитают — а как иначе?! А что потом будет, Серёга? Что с Россией будет, когда только такие и останутся? А будет то, что они и взаправду верить начнут, что белое — это чёрное, а чёрное — это белое. Потому что их "отец народов" им так сказал.