По законам Дикого Запада (Топоровский) - страница 43

Нестерпимый огонь вспыхнул в груди Клива. Плотный туман ярости застлал сознание, оставляя лишь одну, пульсирующую в такт ударам сердца, мысль: «Убить, убить, убить!» Вцепиться зубами в горло и сжимать челюсти, пока не потечет горячая кровь, не хрустнет, ломаясь, эта тощая шея. Пинать тяжелыми сапогами, превращая извивающееся на полу тело в мешок, заполненный переломанными костями и гнилой требухой.

Издав короткое, сдавленное рычание, Клив бросился вперед, стремясь дотянуться до запертого в камере мужчины. Но согнутые, словно звериные когти, пальцы схватили пустоту. Заключенный уже сидел, вольготно развалившись на заскорузлом от грязи матраце, закинув ногу на ногу и заложив руки за голову. И с веселым удивлением изучал побледневшего от ярости Клива.

— Ей, папашка, да не спеши ты так! — в его голосе слышались издевательские нотки. — Я еще не все рассказал. Кое-что придержал на десерт, — глаза мужчины масляно блестели, губы растянулись в похотливой гримасе. Темный, покрытый желтым налетом, язык замелькал меж редких, побитых гнилью, зубов. Из уголка рта потянулась тонкая ниточка слюны. — Например, про малышку и Томми. Ты знаешь, он хоть и пацан, но…

Клив почувствовал, как сильные руки обхватили его поперек груди, оттащили от камеры. Он не сопротивлялся. Когда Майк, наконец, отпустил его, он медленно обернулся, и взглянул на бледного, как мел, друга. Затем, положив ему руки на плечи, одним коротким, жестким движением, вбил колено в пах. Майк сдавленно охнул, и медленно опустился на пол. Клив нагнулся, извлек из кобуры новенький смит энд вессон, сдвинул защелку, переламывая раму пополам. Провел большим пальцем по слегка выступающим донцам гильз, а затем, убедившись, что барабан полон, резким движением закрыл револьвер. Шагнул вперед и остановился, почувствовав, что кто-то крепко держит его за штанину.

— Клив, не надо… — едва слышно прошептал Майк. Он лежал, подтянув колени к подбородку, почти парализованный болью. — Прошу тебя…

Клив коротко, без замаха, ударил его правой ногой. Острый носок сапога угодил Майку в рот, расплющив в лепешку губы и выбив два зуба. Голова лежащего на полу человека дернулась, глаза закатились, крупные капли крови, стекая по щеке падали на темные доски пола. Пальцы, державшие Клива, медленно разжались.

Клив осторожно высвободил ногу из ослабевших пальцев Майка и шагнул к камере. Поднял голову, в упор посмотрел на сидящего у дальней стены ублюдка. Глумливая улыбка, еще несколько мгновений назад блуждавшая по грязному, исцарапанному лицу мужчины исчезла, уступив место первобытному ужасу. Блеклые, словно у снулой рыбы, глаза, выпучились, рот широко раскрылся, но из горла вырвался лишь слабый, надсадный хрип. Бродяга подался вперед и повалился на пол. Каблуки заскребли по доскам, словно он пытался отползти, укрыться от человека, стоявшего сейчас перед решеткой с большим блестящим револьвером в опущенной правой руке. Спина уперлась в холодный камень стены, пальцы судорожно сжали матрац, разрывая прогнившую ткань.