Только теперь Сара начала понемногу осматриваться. Вначале она была так взволнована, что совершенно растерялась, — нечего было и говорить о том, чтобы набраться дерзости и понаблюдать за Бейнтоном в его доме.
Если его присутствие не могло ее смирить, то его дом подавлял ее.
Они находились в бальном зале — таком большом, что в нем могло поместиться полторы сотни человек. Стены были бежевыми с позолотой, украшенные драпировкой, которая, казалось, была сделана из чистого золота.
Очень удобный стул, на который плюхнулась Сара, был обит бархатом небесно-голубого цвета. Рядом со стульями стояли изящные столики с причудливой резьбой, чтобы гостям не приходилось держать чашки или бокалы в руках. Пол устилал паркет, но в той части зала, где стояли стулья и столы, лежал мягчайший индийский ковер.
Сара подумала, что если бы у нее был такой ковер и кто-то ступил на него мокрыми ботинками, то она вскрикнула бы. Кроме того, она вспомнила об испорченной шляпке. Смущенно сняв ее, она почувствовала себя униженной. Положив ее на плащ, женщина пересела на другой стул.
У дивана, на котором сидел Бейнтон, стоял самый большой столик. Туда он приказал слугам поставить подносы. И теперь собирался налить ей чай… сам.
Сара сложила руки на лежащей на ее коленях папке и порадовалась, что хотя бы не сняла перчатки.
Герцог сказал:
— Лена, пришлите ко мне мистера Тальберта.
— Да, ваша светлость.
Обе служанки вышли из зала.
Бейнтон добавил в одну из чашек изрядную порцию шерри.
— Это для вас, миссис Петтиджон.
— Вообще-то, я не очень хочу пить…
— Пейте.
Она выпила и обнаружила, что это довольно вкусно. Бейнтон передал ей тарелку, полную сэндвичей.
— А теперь ешьте.
— Да, ваша светлость, — сказала она, передразнивая услужливый тон служанки.
— Не притворяйтесь, миссис Петтиджон. Смирение — не ваш конек.
— Тогда, наверное, ваш? — едко поинтересовалась она.
Он сдержанно улыбнулся.
— Нет, далеко не мой.
Сара кивнула, соглашаясь, но откусила кусочек сэндвича. Это было наслаждение: жареная курица, сыр и чатни между двумя ломтиками восхитительного свежеиспеченного хлеба.
Сара не помнила, когда в последний раз ела что-нибудь подобное. Ей захотелось запихнуть в рот сэндвич целиком, а сразу за ним — еще несколько. Чай и шерри отлично помогут все это прожевать. Когда в комнату вошел мистер Тальберт, женщина держала в одной руке чайную чашку с шерри, в другой — сэндвич, а рот ее был набит. В мокром платье, с испорченной дождем прической она, должно быть, представляла собой жалкую картину, которую вряд ли мог оценить мужчина, одетый в безукоризненный деловой костюм.