— Ребенок мертв совсем?
— Нет. Он восстановился. В него еще можно вселить душу и оживить для жизни вне тебя. Но он слишком слаб теперь. Позвоночник поврежден, ходить не сможет. До старости, возможно, не доживет. Быть может, погибнет в первые часы. После рождения. Критические часы. В вашем мире он ничего не стоит. Он многого не сможет сделать там, снаружи. Он будет зависим от окружающих людей. Всегда. Девочка, цена моей просьбы выросла стократ. Я не могу предложить ее тебе. Она не равноценна, не лучше; она хуже, а мы не можем так. Я не вижу, что будет дальше. Варианты оборвались. Все хрупко, шатко.
— Что у меня внутри за дом? — стараясь говорить спокойно, спросила Лиза. Внутри нее дрожала тугая струна, которая, казалось, еще чуть-чуть, и лопнет.
— Теперь он будет выглядеть вот так, — в пространстве появился третий человек, и девушка непроизвольно поморщилась — на нее смотрел кто-то чужой. С чертами лица Тима. Мальчик. С большими карими глазами, вытянутыми ножками. Худенькими. Сам маленький, пожалуй, даже слишком. Он смотрел на нее, сильно прищуриваясь, и беспечно улыбался беззубым ртом. Неприятная картина.
— Мальчик? — только и смогла выдавить обескураженная Лиза. — Убери. Я не хочу смотреть на это.
— Да, мальчик, — ребенок растворился. — И если бы он был здоров, то ты смогла бы все. Ведь так у вас устроено? Пол, возраст оболочки, происхождение. Ар-р-р, дикий, примитивный мир… Ты смогла бы получить образование, какое хочешь. Ты умна. Ты бы добилась многого, сама, всего, чего бы захотела. Грэгор бы вырастил тебя как собственного сына-полукровку, оставил бы все, что у него есть, тебе.
— И Рона тоже?
— Да, и его.
— Но, как? Ведь… я же была бы не девушкой.
— Он очень редкий человек. Один на тысячу, на миллион. Найти его, идеально совместимого с тобой, было едва ли не труднее, чем тебя. Он любить умеет. И любит он — тебя, а не твой дом. Ха. Наша козырная карта. Он бы все понял. Не забывай про то, чему бы ты научилась. В душе ведь можно принять любой образ. Себя прежней, например.
— А с чего ты взял, что я бы согласилась? — спросила Лиза, смутно предчувствуя ответ.
— Ради всех нас. Ради себя. Тебя же будоражит возможность начать жизнь заново, в заведомо лучшем положении. Ты хочешь этого. Такая возможность не выпадает никому, только тебе. Ты любишь рисковать. Ты уже не связываешь себя с внешним домом. Ты понимаешь, что он вторичен. Ты в любом доме осталась бы собой. Мы все связались слишком тесно, и наши судьбы сходятся на одной тебе. Если бы ты отказалась, я бы ушел. И я уйду. Искать другую. Но не успею. Я теряю силы с каждым днем, и скоро буду бесконечно умирать и возвращаться в гнилой дом, чтобы через минуту умереть опять, и так по кругу, бесконечно. Жизнь превратится в ад. Ад. Начался. Давно. Лекарь. У него сердце слабое, он основательно подкосил здоровье. Ха. Когда мы познакомились, он был так пьян, что совсем меня не испугался, вошел, сам, без ухищрений. Потерянный человек. Не самый подходящий кандидат, но я не мог искать другого, пришлось цепляться за него. Он слишком берет всё на себя. Девочка, у него жена — так ведь у вас называются эти люди? — погибла, от болезни, а он винил во всем себя, и до сих пор винит. И если со мной что-то случится, с тобой, со сломанным, со всеми нами, то вина высосет его до дна. Рюмка. Две. И его не станет. А он не сможет удержаться. При лучшем раскладе продержится лет пять, при худшем — года два.