Я перевёл взгляд на Лугошу, и на той стала одёжка меняться, но девчонка был так увлечена созерцанием чудес, что даже не заметила. А тем временем, сарафан из мятого некрашеного льна совсем укоротился, став ниспадавшей до ягодиц рубахой подобной зрелкаммалины. Из-под той синие портки хлопковые показались, до середины бедра длиной. Портки надобны были, чтоб из-под рубахи срам не мелькал, не стыдил девку. На ноги вместо лаптей как вишней крашеные обутки с белой бечёвкой. Белые короткие онучи без обор торчали из обуток, чуть прикрывая лодыжки.
Я увидел, как подняла брови младшая из мор, та, которая Искорка.
— Прикид клёвый, — начала она, — Кроссовки полюбас ловчее, чем допотопные лапти с обмотками. Футболка так се, а джинсовые шорты отпадные. Впритык по её заднице.
Я покачал головой, не одобряя искривления речи родной, но ничего не поделаешь, придётся самому учиться, дабы разуметь, а то порой без толмача не обойдёшься. Тем временем карета остановилась.
Я поглядел в неприкрытое ставнями и занавесом окошко. Люду разного столпилось множество, все куда-то вверх смотрели да перстами тыкали. Опять же не обошлось без зеркал этих странных, что все повытаскивали и пред собой выставили. Тут же были и огромные самоходные возы-бочки алые, с цифирями нуль да один. Синие кареты со стражей. И все с фонарями блескучими разного цвета, словно ярмарка какая. Мужики лестницу возводили.
Из нашей кареты выскочил возница, у которого я заметил значок серебряный особливый, означающий, что он Мары Моревны служитель, и открыл нам дверь, едва заметно склонив голову, чтоб это и уважительно казалось, и со стороны не заметно было. Моры выскочили наружу в один момент, встав в рядок.
— Жив ещё мой клиент, — услыхал я от средней, которой Травмой кличут.
Я вышел вслед за ними, услышав сзади крик Лугоши.
— Дядько, ты пошто меня позоришь?! Что я, басурманка что ли, в мужском платье щеголять?! Да ещё в исподнем!
— Обвыкнешься, — не оборачиваясь, ответил я.
— В исподнем?
— Все ныне так ходят, и ты ходить станешь.
— Не буду.
— Будешь! — резво развернувшись и встав нос к носу с ручейницей, громко сказал я, — Покуда в городе этом ходишь, будешь как они! Дома как вздумается бегай! Я сказал своё слово.
— Дядька, — захныкала Лугоша.
Я подал ей руку, помогая вылезти из кареты.
— Не серчай, золотце моё, но так надо для дела. Обещаешь слушаться?
— Угу, — понуро кивнула девчушка, натягивая рубаху-футболку как можно ниже, но это у неё не очень получалось, да и глупо выглядело.
Впрочем, не важно. Все, кто был тут, смотрели куда-то вверх, не замечая ничего остального. Я поднял лицо к небу. Там, на шестом, от земли ежели считать, подоконнике стоял пухлый юнец, готовый прыгнуть, но никак не решивший до конца это свершить.