— Это его ты мне в дьяки пророчишь? — хмуро спросил я, глядя на это несуразное толстое чудо.
— А чем плох? — спросила Травма, начав разминать кулаки, на одном из которых был надет кастет. Она противно хрустнула шеей, и шмыгнула носом. — Либо он твой, либо мой, тут третьего мало вероятностей.
Я почувствовал, как мне в рукав вцепилась Лугоша, забыв про своё короткое платье и обрезанные «шорты». Девчушка затаила дыхание, наблюдая за замершим с гримасой страха и отчаяния парнем.
— Он же убьётся, — прошептала она, — насмерть.
— Знамо дело, насмерть. А ты ещё людей с летучей ладьи хотела на лету высаживать с товарами вместе. Там повыше будет.
— Дядь, помоги. Дядь, я буду носить всё, что скажешь. Дядь, ты же можешь. Я даже в тереме твоём прибираться буду.
— А что в нём прибираться? Он завсегда сам себя чистит.
— Дядь, — совсем дрогнувшим голосом, прошептала ручейница, а потом провела ладонью по мокрому лицу, вытирая слезы.
— Эх, — вздохнул я и осторожно отцепил Лугошины персты от своего рукава, а потом шагнул в сени.
Душу людскую я издали чуял, стены каменные мне не преградой были. Я быстро взобрался по высокой, уходящей выше деревьев лестнице, и остановился перед железной серой дверью, за которой тот прятался. Там трое мужиков ломали замок.
— Разойдись, — зычно сказал я, заставляя разбежаться работяг в стороны, и потянулся силой к двери.
Железо было мне в тягость. Вот ежели дубовые али сосновые доски, тогда сами бы отворились, впуская в избу. Но, всё же, любопытство, толкающее разузнать об этом толстяке, и чем он может мне пригодиться, придало мощей. Дверь сначала заскрипела, а потом выгнулась, выламывая добротные замки и засовы. Порвалась цепочка, которую нерадивый самоубийца повесил на створ.
Я шагнул, не сильно всматриваясь в убор избы, мимо тонкой склеенной из опилок двери, ведущей в кладовую с зеркалом, большой чугунной кадкой и странным фарфоровым стулом, журчащим, как вешний ручей. Шагнул прямик окну и сел на подоконник, глядя на парня снизу вверх.
— Я сейчас прыгну! — истошно закричал бледный темноволосый парень, топчась на узком подоконнике, и держась пальцами за короб окна. — Я прыгну!
Я слегка перегнулся и посмотрел вниз. Да, далече.
— Прыгай, — пожав плечами, произнёс я. — Там тебя ужо заждались. Видишь вон ту особу в синей рубахе и красным крестом. То мора, племянница самой богини смерти.
— Всё равно! — надрывным голосом произнёс он, высматривая глазами Травму. — Всё равно, все, в конце концов, сдохнут.
Я перевёл взгляд на стены и пол в избе. Чистые, метёные. Посуда вымыта и блестит. Значит не грязнуля-замарашка, али не один живёт? Так и есть, с матерью, но и сам помогает. В глаза бросилось большое зеркало чёрного стекла в тонкой оправе, ухоженно протёртое от пыли, снизу у него тихо тлел рыжий огонёк. Паутины по углам тоже нет.