— А если подумать хорошенько?
Искорка наклонила голову сначала в одну сторону, а потом в другую, соображая, что можно придумать.
— Я маячок на навигатор кину, там поищите, — наконец произнесла она, а потом взметнулась белым пламенем и исчезла. Зато зеркальце чирикнуло, как воробей.
Я испытующе поглядел на выпрямившегося, но ещё бледного Андрюшу.
— Что скажешь?
— Тут через дом, метка показывает, — вяло ответил он и показал пальцем вдоль улицы.
Я толкнул парня, и тот чуть не упал, но удержался и пошёл по неведомому указателю. Мы последовали за ним, распугивая своей разношёрстной ватагой встречных мещан, а иные даже останавливали свои кареты и блестели зеркальцами, запоминая наш лик.
Я слышал людской шёпот, смешанный с шумом колёс, утробным рычанием карет, телег и прочего воза, топотом множества ног.
Они показывали нам вслед пальцем, более всего дивясь беру. Но было и такое, что выскочит мужик из сеней или подворотни и столкнётся со мною взглядом. Тот час же пятится и немеет, чует силу мою. Хотя Лугоша, ежели вздумает, тоже могла бы своим взором мужика остановить, стоит ей повести крутой смоляной бровью, да прищурить живые, как её ручей, серые очи. Да только мала она ещё, лишь следом подбегала и сверкала памяткой, показав язык.
Идти в самом деле было не далече. Нужный нам мастер жил в трёхэтажном доме. Андрюша сверился с пометками и привёл прямиком к небогатой деревянной двери. Он назвал ряд окон чудным словом этаж, так вот на первом тот жил.
Все замерли в этих общих для всего дома сенях, прислушались. Из избы доносились режущая ухо женская ругань и невнятные бормотания мужика. И сдаётся мне, что пьян был хозяин, и не зря жена его бранила.
Я ухмыльнулся и провёл ладонью по бороде. Нужно мастера в чувство привести, дабы слова он смог уразуметь. Рука легла на кошель с деньгами, а глаза обвели моих попутчиков. Наконец я решил, как быть.
Одёжа на мне вновь сменилась, обретя привычный мне вид подбитой пунцовым шёлком медвежьей шкуры, накинутой поверх красного кафтана с козырем и златыми пуговицами. Порты черничного окраса были заправлены в багряные сапоги с загнутыми носами и высокими подкованными каблуками. Алый пояс свисал концами почти до самой земли. В руке знатный резной посох возник с яхонтом на навершии с куриное яйцо величиной. На руках перстни златые с самоцветами. Зеркальце волшебное на цепочку да к петельке на груди подвешено на манер часов карманных.
Я легонько постучал обитой железом пятой посоха в дверь, причём делать пришлось это дважды, не услышали с первого разу. Наконец дверь отворилась. На пороге стояла всклокоченная простоволосая женщина, чьи пряди были подрезаны очень сильно, а наряд был беден. Даже передник видал виды, хотя и зашит заботливо.