Ярина, причитая над его горькой долей, поинтересовалось, будет ли пан Станислав на завтрак кушать яичницу из двух битых яиц. И в довершение всего казарменными шутками отметился Кувшинников.
— Вставай, Станиславе! — гремел он, укладывая в саквояж сверток с пофамильным налогом. — Рога трубят!
Щур-Пацученя насилу поднялся, очинил новое перо и, отклячив зад, стал подсчитывать, сколько же налога заработали они с Парменом Федотовичем. Он кремзал корявые цифры на листе, вырванном из метрической книги, сбивался поминутно, перечеркивал, но в итоге пришел к выводу, что собрали они на круг почти триста двенадцать рублей! Разделим на два. Отнимем накладные расходы. Да за такие деньги в управе пану Станиславу полтора года корячиться надо!
Из членов общины неохваченным остался только Гурарий. Но оказалось, что — не только!..
Несмело покашливая и опираясь на лопату, в шатер вошел тот скособоченный, шепелявый землекоп-переводчик, который говорил со всеми известными акцентами. Он подслеповато поклонился Кувшинникову и сказал:
— Я фамилию хочу получичь ешть.
— Как зовут? Станислав, проверь.
— Йожеф, сын Нетанэля.
Щур-Пацученя пробежался по списку членов общины — и не нашел Йожефа. Просмотрел внимательнее — и опять не нашел. Еще раз с перышком сверил матрикул сверху вниз — не было Йожефа!
— Что-то тебя Менахем-Мендл не зарегистрировал.
— Меня в этом шпишке не будет. Я не ждешний ешть.
— А какой ты ешть? — передразнил его Кувшинников.
— Я подданный Его Императоршкого Величества Франча ешть.
— Императора Австрии Франца? — непроизвольно начал вытягиваться в струнку Пармен Федотович.
— Ну, так ешть!
— Да как же тебя в наши пенаты занесло, любезный? — расплылся в улыбке Кувшинников, чувствуя искренний решпект к представителю просвещенной Европы.
Йожеф, сын Нетанэля, запнулся, подбирая слова, и медленно проговорил:
— Я в обоже княжя Шварценберга возчиком был. Фураж возил ешть. Меня ждесь ошколком в шпину ранило ешть. Княжь Шварценберг отштупачь ш Наполеоном, а я тут ошталшя выждоравливачь.
— Значит, ты француз? Масон? Оккупант?
— Найн франчуж! — рьяно замахал руками Йожеф, словно призрак свободы, равенства и братства. — Найн оккупант! Я авштриец ешть, подданный императора Франча ешть! Наполеон капут! Я в город Браунау родилшя. Меня в обож мобилижовачь, за лошаджьми ухаживачь. Я мирный человек ешть.
— Понятно, понятно, — отмахнулся от него Кувшинников, — тебя заставили.
— Так, так! Заштавили ешть!
— А фамилии вам разве император Франц не выдавал?
— Никак нет, пан, не дал фамилий, не ушпел. Я фамилию хочу.