Рахиль непонимающе посмотрела на него.
— Не знаю, пан Мартын, с вечера его не видела. Я думала, что у вас роды принимает.
— Да не было его у меня! Как в полночь ушел, так и с концами.
Рахиль побледнела:
— Может, его кто-нибудь на помощь позвал? Но почему Ярина не предупредила?
— Кто? Кто его мог на помощь позвать? Этому селу уже ничем не поможешь! Ой, чует мое сердце, плохо дело! Рахл, бросай это чертово яйцо — надо батьку искать. Слышь, вы, — рявкнул он на сыновей Гурария, которые уже навострили ноги, готовясь бежать по команде Подрубы в разные стороны, — сидеть дома и за плетень не выходить!
Он собрал свою дворню, оставив на хозяйстве только Степана и Дарку, и отправил всех прочесывать мелким гребнем окрестности. И сам с Рахилью пошел.
Почти час они ползали по кустам, заглядывали на крестьянские отрубы, спрашивали всех встречных, но Гурария никто не видел.
— Ох, ушел он! — стонал Подруба, и в голосе его трубило отчаяние погибающего в трясине лося. — Ох, ушел! Понимаешь, девочка, понял, что не даст ему этот крысеныш жизни: или на весь свет гадкой фамилией опозорит, или высмокчет, как паук муху! Ушел, чтобы спасти вас. Без него-то тебе и детям малолетним фамилию никто навязывать не будет!
— Пан Мартын! — взмолилась задыхающаяся Рахиль. — Если ушел, то не найдем мы его. Он уже, поди, далеко. За ночь мог аж за Рыгали уйти, а если лодку взял, то уже к Слониму подплывает.
Подруба обругал себя бранным словом. Они побежали к мосткам, пересчитали челны, но все до единого были на месте. Тогда пан Мартын вернулся в усадьбу, взял собаку и пустил ее по следу.
Пес рвался с поводка и тянул их за бревенчатый мост на ту сторону реки. Подруба и Рахиль еле поспевали за ним. Неуемный кобель гавкнул на старого лиса, который высунул ехидную морду из еловых лап, но Подруба так цыкнул на него, что пес прижал уши.
Они выбежали на маленькую полянку, на которую сквозь густую листву, как сквозь сито, брызгали солнечные лучи, и здесь внезапно увидели Гурария. Он висел на сломанном суку и упирался носом в заскорузлый осиновый ствол.
Негнущаяся нога была неестественно отставлена и, казалось, хотела обнять дерево, чтобы еще немного подержаться за жизнь.
Рахиль вскрикнула и без чувств повалилась на землю. Пан Мартын отправил пса за подмогой, а сам достал перочинный ножик и перерезал конопляную веревку. Тело Гурария медленно сползло по стволу на траву.
Подруба трясущимися руками уложил Гурария у комля, попытался выровнять откляченную ногу, но культя не поддавалась и упорно отползала в сторону. Пан Мартын закрывал ему веки, но и мертвые веки никак не хотели принять данное им от Бога положение, как и подобает у порядочного покойника.