— Вы шутите, — сказала Пандора, глядя на невозмутимое лицо Гарретт Гибсон.
— Рекомендую слово в слово следовать рецепту.
Пандора нахмурилась.
— Уж лучше пусть мне ставят клизму.
Доктор отвернулась, но Пандора всё равно заметила промелькнувшую улыбку на её губах.
— Я зайду завтра, как обычно.
Муж и жена молчали, пока Гарретт Гибсон не вышла из комнаты и не закрыла дверь.
— Дай мне рецепт, — односложно сказал Габриэль. — Я попрошу Дракона отнести его в аптеку.
— Я сама ему скажу, — проговорила Пандора сквозь зубы.
— Хорошо.
Он подошёл расставить беспорядочно разбросанные предметы на столике возле кровати: чашки и стаканы, книги, письма, карандаши и листы чистой бумаги, игральные карты и колокольчик, которым Пандора так и не воспользовалась, потому что никогда не оставалась одна так надолго, чтобы ей что-то потребовалось.
Она подняла мятежный взгляд на мужа. Он не был взвинчен, лишь чрезмерно всё контролировал. Но присмотревшись к нему повнимательней, Пандора заметила тени, залёгшие под глазами, резкие линии и напряжённо сжатый рот. За внешним фасадом Габриэль выглядел усталым, мрачным и неспокойным. Ей пришло в голову, что, наряду с его постоянной тревогой за неё, две недели воздержания не выявили в нём лучших черт характера.
Она вспомнила те мимолётные, сухие поцелуи, которыми он её одаривал. Вот было бы здорово, если бы он обнял Пандору, обнял по-настоящему и поцеловал, как прежде. Будто бы любил.
Любовь… Он часто ласково называл Пандору любимой. Демонстрировал чувства тысячью способами, но никогда не произносил этих простых трёх слов вслух. Что касается её самой… Она была желтофиолью, которая каким-то образом заполучила самого красивого мужчину на балу, самого желанного. Очевидно, несправедливо брать риск на себя.
Но кто-то же должен.
Наблюдая за тем, как Габриэль перекладывает медицинские ложечки, Пандора решила взять быка за рога.
— Возможно, ты и так уже знаешь, — прямо сказала она, — но я люблю тебя. Причём люблю так сильно, что не возражаю против твоей однообразной красоты или предрассудков против корнеплодов, или странной зацикленности на кормлении меня с ложечки. Я никогда тебе не подчинюсь, но всегда буду любить.
Признание получилось не совсем поэтичным, но, оказалось, именно это ему и было необходимо услышать.
Ложки звякнули, упав на стол. В следующее мгновение он уже сидел на кровати и держал жену в объятиях.
— Пандора, — хрипло произнёс он, прижимая её к бешено колотящемуся сердцу. — Я люблю тебя больше, чем могу вынести. Ты для меня всё. Из-за тебя вращается земля, а утро сменяет ночь. Ты причина, по которой изобрели поцелуи и цветут первоцветы. Из-за тебя бьётся моё сердце. Боже, помоги мне, я не достаточно силён, чтобы выжить без тебя. Ты слишком сильно мне нужна… Ты мне нужна…