Вероятнее всего, Мартин, уже знавший, когда Эмма поканчивала с работой, нарочно приходил в тот тесный уголок неподалёку от обширных фермерских угодий, чтобы немного пообщаться, обменяться последними новостями со свинаркой, рассказать о своей жизни — гораздо более яркой, насыщенной, красочной.
Их диалоги имели самый различный характер: начиная от философских, касающихся их личных, но интересных друг другу взглядов, и заканчивая бытовыми, затрагивающими их излюбленные занятия и повседневную жизнь. И Эмма больше не избегала разговоров, не старалась уйти в тень, а наоборот, стремилась, заводила, подавала инициативу — теперь её это увлекало, действительно, откровенно увлекало. Скрывать больше не было смысла: девушка знала, что придумывать оправдания — лишь строить лживые иллюзии перед собой. А эта эфемерная, наполненная серостью и ненужными идеями картинка уж точно не имела смысла, сколько бы деталей к ней ни подрисовывали, сколько бы поводов ни сочиняли.
Теперь Мартин казался Эмме интересным, пусть немного странным собеседником, увлечения которого не могли не вызывать симпатию — особенно его безмерная любовь к красоте и искусству во всех его прекрасных проявлениях.
Юноша рассказывал многое, всё описывая в красках, в деталях, порой, разумеется, несколько преувеличивая, но нередко производя впечатление даже на Эмму, утонувшую в пучине тоски, давно забывшую, что есть удивление, разучившуюся восхищаться.
Девушка и сама с точностью не понимала, что именно её привлекало в новом собеседнике: вроде бы ничего экстраординарного он из себя не представлял, ничего выдающегося не сотворил, не прославился — просто жил, мирно, спокойно, но так, что мог без всякого труда поднять настроение любому, в том числе самому унылому человеку.
И как лучезарно сияли его глаза во время их разговора, как искренне, по-доброму светилось его круглое лицо — словно у ребёнка, познающего мир, готового дарить свою чистую радость всему человечеству. На пухлых губах Мартина почти всегда играла улыбка, он часто шутил — порой абстрактно, непонятно, но при этом весьма мило. Он любил что-то крутить в руках, мечтательно глядя в туманные дали, о чём-то размышляя. И всё это вроде бы отталкивало, но Эмма не могла уйти, не могла просто так бросить его или прогнать: ей было уютно, действительно уютно с этим человеком.
Несмотря на некоторые приятные моменты, жизнь Эммы, полная серости, практически не изменилась. Работа со свиньями, семейные проблемы, пучина тоски, глубокой, затягивающей — всё это осталось. И ничего не двигалось к лучшему: судьба не собиралась миловать Колдвеллов, не планировала дарить им радость. Вечные, нескончаемые неприятности, боль, страдания — и больше ничего. Другого они не заслужили. Другого не будет — Эмма знала это.