— Ну вот, наверное, так лучше? — с невозмутимым видом съязвила она, когда я, придя в себя, вновь кинула на неё полный неприязни взгляд.
— А теперь осознай истину: все окончено. Жалкие рабы проиграли, ничтожные глупцы пали под когтями и крыльями стражей ада. Тебе, наверное, интересно, где оружие? Это легко: оно у меня. Ты не захотела отдавать его мне, но уйти от судьбы, как и от меня нынешней, в любом случае бы не смогла. Это невозможно. Я всё равно нашла тебя, настигла, причём в таком бедственном положении. Да, ты выронила оружие, а я подняла и выстрелила в голубя. И убила голубя, который на тот момент успел только ранить тебя, но не слишком серьёзно. Оружие у меня, однако я его никому не отдам, потому что пуль слишком мало, потому что битва окончена. Вам просто нет смысла сражаться. Голубиных главарей много, погибнут одни, придут другие, — ее глаза снова вспыхнули загадочной, возможно, ликующей искоркой. — Думаешь, после всех успехов, что они достигли, голуби отступят? Ошибаешься. А вот действия людей оказались бесполезными и лишь ещё больше укрепили их поражение. — Она гордо выпрямилась, искривив более живые, но по-прежнему налитые нездоровой бледностью губы в сумасшедшей усмешке.
Возможно, в том состоянии, в котором я находилась в Предъадье, я бы принялась упорно отрицать ее слова, желая сохранить мнимую надежду. Потешила бы наивность, упорно внушавшую собственный рискованный план действий.
Но теперь в этом не было смысла, кажется, ни в чем не было смысла! Спасать мир? Избавлять человечество от гнета голубей? Пытаться уничтожить птиц, когда они уже столького добились? Возможно, это имело бы смысл, если бы они только начали захват, но теперь Эльвира была права. В любом случае они бы уже не отступили, они бы пошли дальше, с большим азартом продолжив свой пернатый марш. Они бы не остановились. Никогда не остановились! Непобедимые создания, жестокие демоны, смертоносные враги, не видящие мира… Ни в чем, кроме рабства. Человеческого рабства.
— И что? Теперь мы рабы? — выдавила из себя я, стараясь не думать ни о ненавистной хижине, ни о Предъадье, ни об Ане, ни об Антоне — все это осталось в прошлом. Все попытки борьбы, все стремления, все ненужные самонадеянные бдения. Все — в прошлом.
Теперь впереди чёрной от голубиных вместилищ дорогой стелилось будущее. Тёмное, неприятное, неутешительное. Страшное и ужасающее. Но не слишком меня тревожащее.
— Ты — нет, — сладко улыбнулась Эльвира, подобравшись ко мне ещё ближе, склонившись надо мной, коснувшись ладонью моего лица. — Наверное…