Я не заметила, откуда взялся тот велосипедист, и теперь к разбитому сердцу, растерзанной в клочья душе добавилось еще и сотрясение мозга в купе с многочисленными ушибами и синяками.
Лорел принесла мне альбомные листы и карандаши, но я использовала теперь только один цвет — черный. Даже не отдавала себе отчёт в том, что рисую, а потом, когда пересматривала свои наброски, видела в них только боль, отчаяние и безысходность. Всё это было отражено столь безупречно, что я невольно вновь подвергалась натиску разрушающих чувств, и снова переживала эмоции недельной давности во всей своей пугающей красе. Мой психотерапевт называл это депрессивным синдромом на фоне эмоционального потрясения.
А как еще назвать ситуацию, когда любимый человек дарит портрет, нарисованный тобой, другой женщине, делая ей предложение на твоих глазах, а потом сжигает дотла все твои картины… Нет. Моё подсознание всё еще отказывалось верить, что Джас способен на такое, я вновь и вновь пыталась убедить себя, что это неправда, сон, что мне нужно всего лишь проснуться, чтобы снова оказаться в его ласковых объятиях… Моё тело до сих пор мечтало об этом. Даже в больнице ночью я просыпалась от того, что внизу живота сладко ныло, будто его наглые пальцы вновь вторгались в меня, вытворяя нечто невообразимое…
Моё тело не могло смириться с тем, что это конец. Беспечный разум посылал сигналы в виде волнующих эротических сновидений, а потом, протрезвев от них, вновь вспоминала, что между нами осталась только лютая животная ненависть. Психотерапевт говорил, что отчаяние и безысходность, страх и боль, упадок духа и потеря веры в лучшее и самого себя — это те испытания, которые довольно часто встречаются в жизни, и каждому из нас под силу их преодолеть.
На этих ежедневных сеансах я просто кивала, делая вид, что уже на пути к исцелению своей души, но внутри у меня всё орало: «ДА КАК ТЕПЕРЬ ВЫЖИТЬ ПОСЛЕ ТАКОГО ПРЕДАТЕЛЬСТВА???»
А самое страшное, я просто не могла даже представить себя в объятиях другого мужчины. От одной мысли об этом становилось тошно… Джастин будто навсегда завладел моим сознанием, и я отчётливо понимала, что уже никогда не стану прежней.
***
Наконец, меня выписали из больницы. Лорел настаивала, чтобы я скорее преступила к работе в галерее. Но я не могла. После всего, что произошло, мне хотелось полного уединения. Тихонько творить на берегу Тихого океана, если я всё-таки найду в себе силы снова рисовать. Я не вполне была в этом уверена. По правде говоря, сейчас я вообще ни в чём не была уверена. Нужно было начинать всё заново — с чистого листа…