— О, господи. — Слоан делает шаг назад, второй, и затем задняя часть ее ног ударяется о кровать. Она приземляется задницей на нее, когда присаживается. — Я не знала. — Она прикрывается ладонями рот, шумно дыша сквозь пальцы.
— И ответ на твой предыдущий вопрос, Слоан. Я чист. Я спал только с тобой, не используя презерватив. Подумал, что заниматься сексом с тобой будет безопасно, потому что я был единственным парнем, с которым ты была. Но все же. Мне потребовалось долбанное обвинение в том, что я болею ЗППП, чтобы мой день закончился нормально. Так что пошла ты в задницу.
Я хочу уйти. Хочу выскочить из комнаты и захлопнуть дверь за собой так громко, чтобы она слетела с петель. Но я и так уже позволял себе много раз уходить, и мы не можем громко ругаться на вилле Хулио. Парень захочет убить меня рано или поздно, если я буду нарушать его спокойствие и тишину. Вместо этого, поворачиваюсь к ней спиной, надавливая нижней частью ладоней на глаза, чтобы постараться справиться со всем этим при помощи размеренного дыхания. Чтобы попытаться остановить себя от ссоры с ней. Именно поэтому принцип «трахаться и сваливать» так отлично работал в прошлом. Если ты не задерживаешься для того, чтобы это все дерьмо стало неловким, тебе никогда не придется проходить через всю эту херню. У меня отличная система. Мне следует вернуться...
Я замираю, когда почувствую, что ее ладонь касается моей спины.
— Почему ты это делаешь? — шепчет Слоан.
— Что именно? Защитил твою честь, или же не позволил извращенному мудаку воспользоваться тобой?
— Все это. Во-первых, почему ты вообще вмешался. Откуда ты узнал, что Эли собирался продать меня?
Мне проще отвечать на эти вопросы, повернувшись к ней спиной. Проще, но нелегко. Я не знаю, смогу ли ответить на этот вопрос должным образом. Не думаю, что у меня получится, но попробую сделать все возможное.
— Мой дядя Карл. — Так я начинаю свой рассказ. Именно таким образом начиналось множество историй в моей жизни. С него. — Когда умерли мои родители, мой дядя Карл взял меня к себе. Он был отменным куском дерьма и постоянно бил меня. Дядя был не таким уж и плохим человеком. Он ждал достаточно, чтобы последствия последнего избиения проходили, прежде чем вновь поднимал на меня руку. И он едва ли ломал кости. Это было, полагаю, небольшим актом пощады. Дела стали хуже некуда, когда мне было восемь. Он стал пить намного больше. Поэтому я научился отстраняться от всего происходящего со мной. Для меня Карл был, как кровоточащая рана, которая не могла зажить, и все же каким-то образом я выяснил, как отключать боль от нервных окончаний этой раны. Старался не чувствовать ничего из этого. Закрывался, и внезапно мне удавалось справиться со всем, что происходило со мной.