- Выпороть бы тебя, Матье, во славу Божию. Да ты палку мою в урочище гнилое бросил, - буркнул рыцарь и, встав, принялся со вздохом копаться в сдувшемся гульфике, покуда не вытащил из него две желтые монетки. – Больше нет.
- Хватит, надеюсь, - с сомнением произнес я. – Хорошее копье сложно найти. Везде одни бутафорские палки, которыми и холопью жопу не отхлещешь. Заболтались мы, старый. Я за копьем пойду, а ты тут сиди, с другими рыцарями конфликты на заводи пока. И на вино не налегай.
- Отрадна так твоя забота, - умилился сиятельный граф, но я махнул рукой и, улыбнувшись, выскользнул из шатра, прихватив с собой меч рыцаря, после чего направился в сторону торговых рядов, располагавшихся совсем рядом.
Ступая по торговым рядам, я улыбался знакомым продавцам и оруженосцам, глазел на пестрые прилавки, на которых чего только не было, и подслеповато щурился, смотря на чуть теплое осеннее солнышко. Пять лет назад я и представить не мог, что буду оруженосцем странствующего, вонючего, пафосного до одури старого шута, но судьба – блудливая шаболда – на все имеет свои планы. В этом я неоднократно убеждался, странствуя со своим господином по дорогам Франции.
* * *
- Я не хочу с ним идти, - взмолился я, вцепившись в бабушкину юбку и со страхом смотря на высокого, тощего, как жердь мужчину в помятых, старых доспехах, который стоял в центре нашего дома и лишь немного не доставал головой до подкопчённого потолка. – Он не рыцарь, а карбункулярная отрыжка мошоночных вшей, бабушка. От него, как от Йосипа-дурачка, воняет чесноком и мерзостным семенем.
- Тихо, милок, - еле заметно улыбнулась бабушка, ласково погладив меня по голове, а потом посмотрела на незнакомца. Прищурено, серьезно и недоверчиво. – Ежели ты его обижать будешь или жопу ему румянить, я на тебя черное колдовство натравлю, поганец. Будешь сраться, как медведь после прокисшего меда. Знаю я вас, рыцарей. То дев имать на селедке горазды, то мальчишек за жопы щупать.
- Я воспитан в благородных нравах, мадам, - воскликнул мужчина, гневно встопорщив усы. – И свято чту пять рыцарских добродетелей, - он вздохнул и добавил более спокойно. – Куда вы еще байстрюка пристроите-то?
- А ну, цыц! Незрелая, обвислая кочерыга, - перебила его бабушка. Матушка моя лишь тихо стояла в сторонке и, по обычаю, заливалась слезами, изредка утирая покрасневшие и опухшие глаза. – Не байстрюк он, а мой внук, понятно?
- Бабушка, я не хочу с ним никуда идти. Я хочу Джессику найти, - сказал я, предприняв еще одну попытку, но бабушка прижала к моим губам палец и посмотрела мне в глаза.