Подношу скрипку к подбородку, широко взмахиваю смычком.
Касаюсь струн, и мелодия льется над безумным городом, разливая размеренность и покой. Короткое движение рукой, рождающее музыку — и черный город предо мной замирает, сливаясь в едином вдохе.
Это предел. Это край.
Чистая, как рассветное небо, музыка, льется потоком из-под моих пальцев, даря успокоение и рисуя древние законы, упорядочивая разрушенное, создавая заново позабытое мною.
Плавные движения смычка безукоризненны, мелодия, охватившая пространство под кровавыми небесами, безупречна.
…позволь созерцать Твою славу… наездник на крыльях ветра…
Это то, чего я жаждал во тьме, то, что является моей сущностью.
Очищение и обретение себя.
Лицо прорезает судорогой, морщусь, с трудом овладевая собой, веду рукой, резко и быстро, струна лопается, обжигая пальцы болью.
…великий… молю…
Не заглушить, не стереть совершенной мелодией.
Голоса звучат громогласным хором, повторяют слова снова и снова, изводя пыткой.
Смиренно прикрываю веки, и тогда…
Позволяю голосам слиться с музыкой, глубоко вдыхаю, и…
Имя вспыхивает перед глазами, выжигает сетчатку, отпечатываясь огненными знаками под веками.
Воздух вокруг наполняется морской свежестью. Капли касаются кожи, мелкой моросью покрывают ладони, держащие скрипку.
Медленно открываю глаза.
Кругом, до самого горизонта бесконечности, покуда хватает глаз, падают серые хлопья, неторопливо кружащиеся в неподвижном воздухе.
Точно снег, невесомые хлопья опускаются вокруг, покрывая твердь океана под ногами плотным покрывалом.
Мир замер, время остановилось, замерев вместе с моей мелодией. Волны вокруг неподвижны, я стою в них, на них, не намочив подошв черных ботинок.
Скрипка исчезает, чтобы вернуться, когда я захочу этого.
Поднимаю раскрытую ладонь, наблюдая, как хлопья оседают на светлой коже. Сжимаю кулак, разжимаю пальцы, смотрю на испачканную серым ладонь.
Пепел.
* * *
Лес теснится к высокому берегу над протекающей внизу шумной рекой, не обнаруживая ни малейших следов человеческого присутствия. Кажется, вокруг лишь низкорослые черничные кусты, полотном стелющаяся трава и деревья, ветвистыми кронами попирающие небо.
— Здесь жутковато, правда? — произносит Тео, дотрагиваясь ладонью до старой коры высокой ели. Оглядывается, ищет глазами мой взгляд, смотрит нерешительно, быстро улыбаясь. Стекла очков ловят солнечные блики, слабо проникающие сквозь густой зеленый навес.
— Жутковато? — переспрашиваю, пожимая плечами. Неторопливо ступаю по мху, проседающему под подошвами тяжелых ботинок, перешагиваю узловатый корень, торчащий из земли. — Нет, не думаю.