Окна в бабушкином доме прорублены низко, и из них летними ночами был очень хорошо виден восход луны. В те дни, когда случалось полнолуние и на небе нет облаков, мы всегда задёргивали занавески, чтобы лунный свет не мешал спать.
Вы же наверняка видели хотя бы раз восход луны в степи? Нет? Это потрясающе. Жители гор и городов получают луну в виде небольшого блина, висящего в середине неба и светящегося холодным серебряным светом, больше смахивающего на городской фонарь. А свою настоящую красоту и величие она дарит степным жителям, величаво, без спешки, вынося свой пронзительно-оранжевый бок из-за линии горизонта. Я не оговорилась, он действительно оранжево-золотой, цвет восходящей луны. И она огромна настолько, что трудно поверить, что ты видишь её без телескопа, просто глядя в окно.
Всё бы хорошо, но насладиться красотой тихой лунной ночи мне тогда было не суждено. В соседней комнате, где почивал дед, вдруг раздались какие-то странные звуки. Что-то засипело, захрипело, как будто большие старинные часы с боем, которые давно отслужили свой век, вдруг собрались бить полночь, но ни сил, ни возможностей на полноценный бой у них не нашлось и пришлось довольствоваться хриплыми охами и вздохами. Но таких часов у нас не было. Были старенькие, с кукушкой, которые лет десять уже не шли и служили только как декоративное и бесполезное настенное украшение.
Хотела было встать и проверить, что там происходит в соседней комнате, обнаружив спросонья невероятную смелость и отвагу, как вдруг сип прекратился и раздался натужный кашель деда. «Что ты мне сделала? — голос деда, казалось, прозвучал прямо в моей голове: — Что. Ты. Мне. Сделала?»
Я лежала ни жива, ни мертва, прикинувшись ветошью, и судорожно строила планы побега через окно, которое можно было только выбить, так как створок у него не было и выйти на свободу можно только с рамой на шее.
А тем временем в соседней комнате творилась какая-то страсть Господня. Дед ухал филином, стонал и скрежетал зубами, попутно осыпая меня отменнейшими проклятиями, желая мне такого, чего в здравом уме и не придумаешь.
«Сработало! — злорадно откликнулся мозг. — Сработала святая водица и свечной огарочек! Зашевелилась нечисть!»
Но счастье моё длилось недолго. Невыносимая боль в ноге в одну минуту достигла пика болевого порога, и я не хуже деда начала страдать и пристанывать не только от боли, но и от безуспешных попыток встать и убежать из этого ужаса. Было ощущение, что в тот момент мне без всякого наркоза, на живую, разрезали плоть не меньше, чем десятью раскалёнными ножами.